Читать книгу - "Любовь - Рихард Давид Прехт"

Знаем ли мы вообще, чего хотим, что для нас полезно и хорошо? И ищем ли мы самих себя, когда спрыскиваем себя духами и дезодорантами, стильно одеваемся и толкаемся в коралловых рифах современной ночной жизни среди рыб-клоунов, цихлид, мурен и акул, или, как хотелось бы Умберто Галимберти, мы ищем «другого человека, который был бы в состоянии нарушить нашу автономность, изменить нашу идентичность и потрясти защитные механизмы нашей личности» (128)?

Ответ на этот вопрос будет обоюдоострым и противоречивым. Животное со странной сексуальностью и удивительной психической жизнью, о котором шла речь в этой книге, ищет всего сразу, а больше всего — противоположности. Он ищет защищенности и отчужденности, близости и дистанции, волнения и спокойствия, силы и слабости, потрясений и поддержки. Преимущество потрясений перед поддержкой есть философский вымысел. Обратное все же представляется более вероятным. Мою волю к изменениям можно легко переоценить, так же, как и мою способность к долговременным изменениям. Согласно данным некоторых исследователей мозга, в такой ситуации требовать вслед за Галимберти «безусловной самоотдачи и самоотверженности» (129) так же завышено, как и сущностный психический терроризм некоторых психотерапевтов, пытающихся воспитать в пациенте склонность к самоотречению.

Зажатое между бескомпромиссным «принципом собственной выгоды», придуманным радикальными биологами, и полицейскими требованиями альтруизма, выдвигаемых психотерапевтами и философами жизни, самое странное животное уже не нуждается в сравнении с сорокопутами, лягушками-гладиаторами и степными полевками. Любовь действительно, как говорят эволюционные психологи, есть погоня за ресурсами, но эти ресурсы суть не только гены, деньги и власть. Любовь — это наше сугубо личное психическое чувство возможности, воодушевляемое в нас другим человеком. Кто принимает участие в другом человеке, кто «предается» ему душевно, тот расширяет свой горизонт и меняет чувство реальности на чувство возможного. Это ощущение множества альтернативных возможностей, какие можно прочувствовать, увидеть, помыслить и пережить. Это чувство выходит далеко за рамки понятия о биологических «ресурсах». Что такое набитая припасами кладовая в сравнении с колдовским духом, чарующей музыкальностью, неотразимым шармом и искрометным остроумием?

Когда мы влюбляемся, мы открываем наш разум, наши чувства перед нашими возможностями: наши мотивы становятся сильнее, наши желания — более страстными. Когда мы находимся вместе долгое время, и влюбленность переходит в любовь, чувство возможного перемещается с широких просторов на более узкое поле. Мы уже не хотим сдвигать горы, но стремимся к доверительности, нас устраивают малые радости, а не глобальные потрясения чувств.

Чувство реальности и чувство возможности неразделимы. Динамика их взаимодействия определяет всю нашу жизнь, она разрывает ее на части, примиряет и снова рвет. Грезы Спенсера о том, что природа мира и природа человека подталкивают его к гармонии, к долговременному примирению отдельных частей, есть иллюзия. Человек не создан для длительного счастья, но лишь для мечты о таком счастье. Ничто не говорит в пользу того, что мозг наших далеких предков с его сложнейшим обменом веществ стал когда-то оптимально приспособленным для способности к счастью — против такого предположения свидетельствует весь опыт человечества. Состояние перманентного счастья не способствует лучшей адаптации к окружающему миру. Никакие побочные «подпорки» для счастья не возникли по случайности. Напротив, жизнь не строит того, для чего она не может взять строительный материал в каком-то другом месте. Это в полной мере относится и к нашему мозгу. Каждое сильное настроение провоцирует настроение, ему противоположное. Вся ценность нашей жизни и заключается в этих контрастах. Не бывает чувства слияния без чувства отчуждения, не бывает романтики без приземленности и трезвого знания жизни, не бывает радости жизни без печали и чувства утраты, не бывает блаженства без чувства обреченности смерти.

Если какое-то дело не может пойти вкривь и вкось, то из него не может выйти и ничего хорошего. Любовь как величайшее из наших устремлений тоже подчиняется этому правилу: она невероятна, уникальна, хрупка и уязвима. Если у любви отнять все эти качества, она становится невероятно скучной. Само собой разумеется, что чувство любви возвышает — только потому, что оно само собой не разумеется.