Читать книгу - "Гендер и власть. Общество, личность и гендерная политика - Рэйвин Коннелл"

Женщина считает, что ее положение как работницы является временным, так как она вылетит с работы при появлении первого претендента на ее свободу. Поэтому организовать женщин бесконечно сложнее, чем мужчин. «Зачем мне вступать в профсоюз? Я собираюсь выйти замуж и заниматься домом». Не учили ли женщину с самого детства видеть в этом свое главное предназначение?

В современной теории также существует мощная тенденция делать идеологию главной сферой гендерной политики. Юлия Кристева пишет о «неразделимом соединении сексуального и символического» как о сфере нового феминизма. Джулиет Митчелл и Роберта Гамильтон трактуют патриархат как область идеологии в противоположность области производства, управляемого классовыми отношениями. В мощной традиции, основанной на французской семиотике и теории дискурса, патриархатный символизм и язык анализируются как самодостаточная система.

Следует отметить также исследования символического представления женщин и мужчин, которые вышли за пределы хорошо распространенного изучения стереотипов и обратились к имплицитной структуре целостных дискурсов о гендере. В наиболее продуманных исследованиях этого рода, к примеру в работах Джо Спенс «Чем занимаются люди целыми днями?» и Уэнди Холлуэй «Гендерное различие и производство субъектности», прослеживаются изменения и противоречия в процессе символической репрезентации.

Результаты этих исследований важны. Но существуют серьезные проблемы в теоретической программе, которая отдает абсолютный приоритет идеологии, или семиотическому анализу, и подходит к дискурсу как к закрытой системе. Линн Сигал отмечает дрейф современной феминистской теории по направлению к идеализму и говорит о том, как чрезмерный интерес к вопросам языка и проч. вытесняет на обочину проблемы низового (grass-roots) феминистского движения. Значительная часть работ, написанных в рамках этой программы, является, с моей точки зрения, еще и крайне теоретически односторонней. Отрицание институтов, экономики и политических реалий приводит к тому, что изучение идеологии водружается на вершину грубых категориальных допущений относительно власти и отношений между личностью и группой. Даже если анализ, выполненный в рамках этой программы, будет очень детальным, бо́льшая часть деталей не будет иметь никакой ценности.

Чтобы разрешить эту проблему, нужно не только уделять должное внимание социальным институтам, экономике и проч. Необходимо также признать, что дискурс и символизация также являются практиками, которые структурно связаны с другими практиками и имеют очень много общего с другими формами практики. Они также должны анализироваться с учетом контекста, институционализации и формирования групп. Важно принимать во внимание то, какие группы вовлечены в эти практики и как специалисты по этим практикам формируются в рамках гендерных отношений. Именно поэтому, несмотря на важность идеологии в дискуссиях о гендере, анализ идеологии в этой книге вводится после анализа гендерных структур и политики формирования личности.

Практический контекст институционализации языка – это больше чем вопрос прагматики и использования уже существующих синтаксических и семантических структур. Практика также влияет на формирование синтаксиса и семантики. Это видно, если смотреть на нее в исторической перспективе. Например, историки языка выявили рост сексизма в английском языке в эпоху раннего модерна^[30], скажем использование местоимения мужского рода для указания на группу, состоящую из мужчин и женщин. Как показывают Кейси Миллер и Кейт Свифт, этот факт можно рассматривать в контексте исторического формирования интеллектуалов (к ним относится, например, доктор Джонсон^[31]), которые способны выступать в качестве авторитетов в области языка и предписывать сексистские правила в качестве общей нормы употребления. Одним из основных инструментов регулирования языка стали словари. Следует отметить, что первые словари были отчасти направлены на образование женщин и выступали как альтернатива школьному образованию.