Читать книгу - "Есть ли жизнь после Путина - Георгий Бовт"

Указ президента, засекретивший потери Минобороны в мирное время в ходе спецопераций, вызвал рефлексию в Интернете. Но подавляющая часть общества осталась равнодушной. Как и ранее к посмертному докладу Бориса Немцова, где собраны по открытым источникам сведения о потерях российских военных (доклад настаивает, что действующих) на Украине. В этом смысле путинский указ адекватен нынешнему состоянию российского общества и сложившимся его отношениям с государством и силовыми структурами в частности.

Критики указа приводят в пример, правда, расследование псковского депутата Шлосберга, публикации «Новой газеты», тот же «доклад Немцова» – как проявление «запроса общества» раскрыть соответствующую информацию. Однако даже обжаловать в суде законность указа решился пока лишь представитель НКО, которая внесена в список «иностранных агентов» (что свидетельствует, кстати, о том, что желающих финансировать такие организации в самой России маловато будет).

Однако (безотносительно к оценке самой такой деятельности как праведной или подрывной) разве эти случаи свидетельствуют о том, что в обществе есть массовый запрос на такую гласность, с которым власти должны считаться? Мне кажется, нет.

Правозащитная деятельность на этом направлении в таких условиях отдает совершеннейшим идеализмом. С обывательской точки зрения. А то и «заказом Госдепа». Потому что ну вот зачем им, искренне недоумевает обыватель (и вслед за ним Кремль), надо знать «цифры потерь Российской армии на Украине»? Чтобы что? Опубликовать? Ну опубликовали. И?

Откровения того же Шлосберга разве имели какой-то резонанс хотя бы в Пскове, где расквартированы затронутые им десантники? Кроме того что его там избили.

Или, может, какая-то убитая горем солдатская мать объявила голодовку или пошла по пути буддийских монахов, протестовавших против войны во Вьетнаме самосожжением? Опять нет. При том что при желании информацию о происходящем на Украине, подвергнув критической фильтрации, сегодня найти куда легче, чем в свое время о происходившем после 1979 года в Афганистане. К тому же на бытовом уровне общество относилось к действиям СССР в Афганистане куда менее благожелательно, нежели к нынешним действиям России на Украине.

В иных странах даже и одобрение военной операции за рубежом не помешает обществу требовать обнародования потерь, но у нас даже и неприятие таких действий на бытовом уровне совсем не обязательно ведет к формированию массового запроса на подотчетность силовиков.

Таков сегодня уровень политической культуры.

Президентский указ, ставший поправкой к указу Ельцина 1995 года, засекретившему потери в ходе военных действий, мог появиться и в прошлом году. Изданный уже после выступлений «Новой», Немцова и др. (и с учетом нулевой реакции общества), он работает не столько на репрессии, сколько в духе спецслужб, у которых есть такой инструмент, как «предостережение о противоправной деятельности».

А определение «в ходе специальных операций» дает даже некие иллюзии возможности оспорить в суде привлечение за разглашение гостайны. Для тех, кто любит ходить в наш суд. Был ли, мол, приказ о специальной операции, к примеру? При том что юридического определения «спецоперации» в законе нет. Хотя соответствующие секретные части в рамках Минобороны созданы и у них есть профессиональный праздник – 27 февраля. А современная российская военная мысль под спецоперациями подразумевает практически все, что угодно – диверсионные, диверсионно-разведывательные, противодиверсионные, вспомогательные, информационно-психологические, правоохранительные операции, а также операции «по организации и ведению вооруженной борьбы специальным методом», как сказано в одной из таких работ (то есть «гибридная война»).