Читать книгу - "Межпоколенческая коммуникация - Артемий Романов"

В опросе, который провели организаторы и волонтеры Высшей Народной школы в первый год ее работы, хорошо раскрывается мотивация пожилых участников школы. На вопрос: «Помогает ли Вам обучение лучше понимать события, происходящие в России» 62 % слушателей ответило положительно, 33 % опрашиваемых согласились с утверждением о том, что Высшая Народная школа представляется миром новых знаний, 29 % посчитали ее местом, где встречаются и общаются люди, и для 25 % школа оказалась синонимом активной и интересной жизни (Литвинова и др. 2006,4). Также отмечается, что многие пожилые слушатели выступали в роли волонтеров и брали на себя административные и иные обязанности: дежурство в офисе, контакты с музеями и театрами и т. д.

После нескольких лет работы Народной школы слушателям были предложены дополнительные курсы по иностранным языкам, которые привлекли значительный интерес участников. Для многих слушателей изучение иностранного языка было предопределено интерактивными задачами и целями: общение с зарубежными родственниками, возможность помогать внукам в усвоении школьной программы по иностранному языку, переписка с друзьями из-за границы.

Опрос 2004 г., проведенный студентами Педагогического Университета в Народной школе, позволил выявить некоторые дополнительные мотивы, подтолкнувшие пожилых людей к занятиям в школе. Было в частности отмечено, что «в пожилом возрасте интерес к знаниям не притупляется и люди чувствуют в себе силы к освоению новых знаний, к расширению круга знакомых», «хотелось бы узнать то, что не удалось получить в трудоспособном возрасте», необходимо продолжать обучение, «чтобы лучше понимать современную молодежь, чувствовать себя не на обочине жизни, а в гуще ее» (Литвинова и др. 2006, 5). Также отмечалось, что семьи пожилых студентов приветствовали их инициативу и поддерживали их желание учиться.

Занятия помогали пожилым людям меньше думать о болезнях, делали их более энергичными, привносили в их жизнь положительные эмоции, и оздоравливали общий микроклимат в семье. Особенным успехом пользовались совместные посещения спектаклей, концертов и других культурных мероприятий и их последующее обсуждение. Можно полностью согласиться с авторами статьи в том, что пожилые участники дискуссий «высоко оценивают возможность высказать свою позицию, быть понятым и принятым. Вместе с тем, такие обсуждения приучают внимательно прислушиваться к суждению другого (что часто достаточно трудно в „третьем возрасте”), видеть в нем источники новой, необычной информации, необычного видения, интерпретации деталей. Поддержание в желании поделиться своими впечатлениями, мыслями, увиденным с позиции своего опыта... востребованность группой, безусловно способствует улучшению психологического самочувствия» (Литвинова и др. 2006, 6).

Мой собственный опыт работы со студентами разного возраста подкрепляет тезис о возможности налаживать эффективное общение между пожилыми и молодыми людьми в процессе совместных учебных занятий. Последние 12 лет я руковожу летней программой по русскому языку и культуре для студентов университета Колорадо, которая проводится в Санкт-Петербургском государственном университете. Я сопровождаю американских студентов, которые приезжают в Петербург на шесть недель для интенсивных занятий русским языком, и организую для них обширную культурную программу: пешеходные экскурсии по городу, посещение музеев и дворцов; совместные походы в театры и на концерты; поездки в Москву, Новгород, на Валаам и по пригородам Петербурга. Два года назад в летней программе участвовал 75-летний Тед Ш., вышедший на пенсию преподаватель английской литературы. Уже на пенсии Тед начал изучать русский язык и стремился добиться лучшего владения им.

Перед началом поездки Тед высказывал опасения о том, сможет ли он наравне с молодыми участвовать во всех занятиях, а также угнаться за 20-летними студентами на экскурсиях, тем более что у него были некоторые проблемы с сердцем. До поездки в Питер Тед совершал регулярные прогулки быстрым шагом и прилагал иные усилия, чтобы приехать в Россию в хорошей физической форме. Остальные 14 человек в группе по возрасту были близки, от 19-и до 22-х лет. Я внимательно наблюдал за общением Теда с молодыми сокурсниками. На занятиях Тед был безусловным лидером и экспертом в группе и молодежь практически сразу же признала за ним лидерство и постоянно обращалась к нему за информацией по вопросам литературы, истории и культуры России. Тед без сомнения обладал значительной эрудицией, а также, в отличие от других участников программы, Тед заранее, еще в Колорадо, прочитал всю рекомендованную литературу. Во время длительных переездов на автобусе Тед постоянно вступал в разговор со молодыми спутниками, сидящими рядом, с тем чтобы обсудить увиденное или сопоставить американскую и русскую культуру. Теду, лучше, чем многим другим давалась русская фонетика: он с радостью помогал другим студентам отрепетировать произношение наших непростых «ы», безударных гласных и мягких согласных.

По моим наблюдениям, Тед в большей степени, чем его молодые собеседники, старался приспособится в общении к коммуникативным нуждам партнеров и в том, что касалось тематики разговоров, и в манере общения. Впрочем, поскольку Тед был единственным пожилым студентом в группе, иного направления коммуникационного приспособления трудно было и ожидать. В общении 75-летнего Теда со студентами отсутствовали покровительственные интонации и с той и с другой стороны, и имелось значительное число самораскрытий, которые способствовали углублению контакта и более положительному восприятию собеседников.

В конце программы в Петербурге я обычно один на один говорю с каждым участником об их впечатлениях о русской культуре и нашей программе, полученном опыте и приобретенных практических навыках, а также групповой динамике и пожеланиях на будущее. Среди мнений о групповой динамике мне запомнилось высказывание 21-летнего Алана С., который мне сказал: «Многие студенты в группе хотели бы, чтобы у них был такой дедушка, как Тед». Сам же Тед о программе высказался в том смысле, что поездка в Питер помогла ему снова окунуться в университетскую атмосферу, по которой он начал скучать после выхода на пенсию, и что он чувствовал искреннее расположение к себе со стороны более молодых участников программы.

Летом 2007 г. в программе в Петербурге участвовала 57-летняя Лин X., работающая учительницей в школе для детей с разного рода отклонениями в развитии. Лин, также как и Тед двумя годами раньше, удачно влилась в группу намного более молодых студентов. Ее тактика коммуникативного приспособления к нуждам молодых несколько отличалась. Ставка была сделана на юмор и на слегка ироническое отношение к себе и другим участникам программы. Если во время наших экскурсий в группе раздавался смех, можно было с большой вероятностью ожидать, что смех исходил от Лин, или другие смеялись в ответ на ее шутку. Студенты же свою очередь подтрунивали над Лин, например, говоря мне: «Вы ее еще не знаете. Когда Лин выпьет, то она так хохочет, что ее вообще нельзя остановить!». Репутация легкого, смешливого человека несомненно помогла Лин установить хорошие, хотя, возможно и достаточно поверхностные отношения с молодыми студентами в группе. В ее разговорах со студентами я не почувствовал стремления воссоздать характер коммуникации, свойственный для внутрисемейного общения, как между бабушкой и внуками, или матерью и детьми. Например, как показалось, Лин сознательно отказывалась от возможности давать какие-либо советы другим студентам, хотя это был уже не первый визит ее в Россию, и при желании, она, конечно могла бы поделиться своим опытом с молодежью. Возможно, Лин стремилась не переносить модель межпоколенческого внутрисемейного общения, в котором имеется более закрепленная иерархия ролей, на общение со студентами, о хотела бы, чтобы ее воспринимали, как равного участника коммуникации.