Читать книгу - "Страсти в нашем разуме. Стратегическая роль эмоций - Роберт Фрэнк"

Нью-Йорк, где проводились описанные эксперименты с попавшими в беду жертвами, — это, конечно, еще и место, где 38 соседей Китти Дженовезе более получаса игнорировали ее крики о помощи, пока ей наносили раны ножом и насиловали (см. главу III). Откуда такой резкий контраст в поведении? Разбираясь с этим вопросом, Б. Латане и Дж. Дарли выяснили, что, если вместе с подопытным в помещении находится никак не реагирующий на происходящее посторонний человек, подопытный гораздо менее расположен помогать жертве. В эксперименте, в котором участвовала женщина с поврежденной ногой, например, только 7% подопытных, кого сопровождал пассивный свидетель, вмешивались. Латане и Дарли предполагают, что, когда в деле замешано более одного человека, происходит распыление ответственности.

Когда на месте происшествия оказывается всего один свидетель, помощь может исходить лишь от него. Хотя он может проигнорировать происходящее (из соображений своей безопасности или не желая «быть замешанным»), любые просьбы о помощи обращены лично к нему. Но когда свидетелей несколько, просьба о помощи не обращена ни к кому конкретно: вместо того, чтобы броситься помогать, наблюдатели делят ответственность между собой. В результате каждый может проявлять меньшую готовность помочь^[202].

Латане и Дарли указывают, что, хотя соседи Дженовезе были одни в своих квартирах, каждый прекрасно понимал: другие тоже могут слышать ее крики. Таким образом, осознавая себя частью большой группы, ни один из соседей не чувствовал, что на нем лежит полная ответственность.

Это объяснение кажется вполне разумным. Но оно полностью противоречит результатам экспериментов Пилиавина и его коллег в метро. В этих экспериментах в вагоне было более восьми других пассажиров. И тем не менее почти во всех случаях, когда участвовала жертва с палкой, хотя бы один человек спешил на помощь. Пилиавин и коллеги также выяснили, что вероятность оказания помощи не сокращалась по мере увеличения числа пассажиров. В данном случае объяснение через распыление ответственности явно не работает.

Есть по крайней мере одно важное различие между ситуациями, с какими сталкивались подопытные в экспериментах Пилиавина и его коллег и Латане и Дарли. У первых подопытные имели все основания полагать, что другие пассажиры точно так же не знакомы с жертвой, как и они. В эксперименте же Латане и Дарли подопытные могли подумать, что безответный незнакомец — завсегдатай офиса, кто-то, кто знает жертву. Они могли предположить, что у этого человека есть основания для бездействия.

Но как результаты Пилиавина могут быть соотнесены с поведением соседей Китти Дженовезе? Большинство из них, как уже отмечалось, наверняка сознавали, что многие другие тоже могут слышать ее крики. От пассажиров метро их отличало то, что никто не мог знать наверняка, пришел ли кто-то на помощь жертве. Вполне понятно: каждый мог горячо желать, чтобы кто-то помог ей, и в то же время сам не хотел вмешиваться^[203]. Если бы никто из пассажиров метро ничего не предпринял, каждый бы сразу знал, что жертва все еще в опасности. Соседи Китти Дженовезе не имели возможности знать, что никто другой не сделал простого, очевидного шага и не позвонил в полицию. Мы надеемся, что, знай они это, кто-нибудь наверняка взял бы трубку и сделал звонок.

РЕАКЦИЯ НА ПРОСЬБЫ О ПОМОЩИ

В дополнение к экспериментам с жертвой в беде Латане и Дарли посылали своих студентов на улицы Нью-Йорка, чтобы те обращались к прохожим с разными просьбами им помочь. Участников, которые по большей части казались «чистенькими студентами», просили быть максимально «неразборчивыми» в выборе респондентов. Они просили о трех видах мелкой необременительной помощи (спрашивали время, дорогу или просили разменять деньги), просили деньги или спрашивали имя у выбранного ими наугад человека. Результаты одного из вариантов эксперимента приводятся в табл. XI.1.

Любой, кто когда-либо ходил по улицам Нью-Йорка, всегда отмечал, насколько занятыми и спешащими кажутся большинство жителей этого города. Тем не менее немалое число людей все-таки были готовы остановиться и показать незнакомцу дорогу или сказать, который час. Меньшее число людей соглашались дать деньги или сообщить свое имя, но более трети благосклонно отреагировали даже на эти просьбы. Доля позитивных откликов была еще больше, если участник эксперимента давал себе труд сформулировать просьбу в более вежливой форме. Например, в ответ на «Прошу прощения, меня зовут... Не скажите ли, как вас зовут?» 64% людей давали свои имена. Когда студенты спрашивали: «Простите, не могли бы вы дать мне какую-нибудь мелочь? У меня украли кошелек», — 72% давали.

Такого рода исследования проводились практически в каждом более или менее крупном городе, где есть университет. Во всех этих исследованиях я видел результаты, очень похожие на те, что обсуждаются здесь. Я сосредоточил внимание на экспериментах, проходивших в Нью-Йорке, ибо трудно себе представить какую-то другую среду, более склонную к преследованию своих личных интересов. Здесь в интеракциях незнакомых людей почти полностью отсутствуют условия для принципа «ты — мне, я — тебе» и других форм взаимного альтруизма. Очевидная трудность модели эгоистического интереса состоит в том, что практически в каждом эксперименте ньюйоркцы вели себя иначе, нежели предсказывала эта модель.

ПРОБЛЕМА «БЕЗБИЛЕТНИКА»

Экономисты и другие ученые уже давно озабочены так называемой проблемой «безбилетника» — трудностью, которая возникает, когда группы пытаются производить общественные или коллективные блага на добровольной основе. Эта проблема связана с двумя простыми особенностями, характеризующими общественное благо: (1) когда оно произведено, трудно помешать людям его потреблять; (2) потребление его одним человеком не уменьшает ценность потребления другими. Наглядный пример — программы общественного телевидения. Когда транслируется эпизод «Театра шедевров», трудно помешать людям включить телевизор, а когда они его включают, они не уменьшают силу сигнала, доносящегося и до других людей. Проблема «безбилетника» заключается в том, что, хотя большинство людей может очень хотеть получить общественное благо, у каждого есть стимул рассчитывать, что заплатят за него другие. Таким образом, эта проблема очень напоминает дилемму заключенного: поведение, наиболее выгодное группе, не является самым выгодным поведением для индивида.

Один из путей решения проблемы «безбилетника» — использование принудительной власти государства. Поскольку налоги носят обязательный характер, мы фактически исключаем для себя вариант неучастия в оплате общественных благ, таких как очистка улиц. Таким образом мы обходим трудность, с которой часто сталкиваются в многоквартирных домах, где каждый жилец имеет стимул ждать, что кто-то другой вымоет вестибюль.