Читать книгу - "Беспокойный ум. Моя победа над биполярным расстройством - Кей Джеймисон"

Я тогда была совершенно счастлива: у меня были друзья, жизнь, полная вечеринок, ухажеров, спортивных игр, пикников на заливе и множества начинаний. Но в то же время я постепенно осознавала реальность: каково быть страстной и деятельной девушкой в крайне традиционном мире военных. В нем едва ли было место независимости и бурному темпераменту. Военно-морские балы были тем мероприятием, где дети офицеров осваивали изящные манеры, танцы и прочие премудрости. Они также служили для того, чтобы еще крепче вбить в наши головы принятую иерархию: генералы превосходят рангом полковников, а полковники превосходят майоров, капитанов, лейтенантов и всех прочих. А эти прочие выше рангом детей. Ну а мальчики всегда превосходят девочек.

Одним из неприятнейших способов указать юным девушкам на их место было обучение старому и глупому ритуалу – делать реверанс. Трудно представить, что хотя бы одна девушка в здравом уме находила это занятие приятным. А для меня (с моим довольно либеральным воспитанием у отца-нонконформиста) это было невыносимо. Я видела перед собой ряд девушек в накрахмаленных до хруста юбках, и каждая из них аккуратно делала реверанс. «Овечки, – думала я, – послушные овечки». Но настал и мой черед. Что-то внутри меня закипело. Я достаточно насмотрелась, как девушки безропотно следуют ритуалам подчинения. И отказалась. Не такой уж серьезный поступок, как это кажется со стороны. Но в мире военных традиций и протокола, где ритуалы и иерархия значат все и где плохое поведение ребенка может поставить под удар карьеру отца, это было равносильно объявлению войны. Никому и в голову не приходило, что можно просто отказаться подчиниться взрослому, каким бы абсурдным ни было его требование. Мисс Кортни, учительница танцев, уставилась на меня. Я повторила свой отказ. Она сказала, что полковник будет весьма расстроен моим поступком. Я ответила, что полковнику нет до этого ни малейшего дела. Я ошибалась, ему действительно было дело. Каким бы смешным ни считал мой отец обучение девочек делать реверанс перед офицерами и их женами, его расстроило, что я повела себя невежливо. Я извинилась, и мы договорились о компромиссе: я сделаю реверанс, но наклоняться при этом буду совсем чуть-чуть. Это был один из типичных для моего папы выходов из неловких ситуаций.

Мне не нравилось кланяться, но нравились элегантность нарядов, музыка и танцы, красота этих балов. Я поняла, что, как бы ни стремилась к независимости, мир военных традиций по-прежнему будет меня привлекать. Он дарил удивительное чувство безопасности. Всегда было ясно, чего от тебя ждут. В этом обществе искренне верили в справедливость, честь, доблесть и готовность погибнуть за свою страну. Да, оно требовало слепой лояльности в качестве членского взноса. Но принимало отчаянных молодых идеалистов, готовых рисковать своими жизнями. А еще – менее дисциплинированных ученых (в основном метеорологов), которые любили небо почти так же сильно, как пилоты. Это общество было построено на стыке между романтикой и дисциплиной: непростой мир пафоса, демонстративности, стремительной жизни и внезапной смерти. Будто окно в прошлое, во времена своего расцвета в XIX веке: цивилизованное, изящное, элитарное и абсолютно нетерпимое к личным слабостям общество. Готовность пожертвовать своими желаниями принималась как данность. Самоконтроль и сдержанность были обязательны.

Мама однажды рассказала мне, как она ходила на чай в дом командира части. В обязанности его жены на этом вечере входило вести беседы об этикете с молодыми женами: как правильно устраивать ужины и участвовать в жизни сообщества. После этой вступительной беседы она обратилась к главному: пилоты никогда не должны отправляться в полет расстроенными или рассерженными. Это может повлиять на их концентрацию, что повышает риск аварии. И значит, жены пилотов никогда не должны с спорить с мужьями перед полетами. Сдержанность и самообладание – не просто добродетель для женщины. Это необходимость.

А это значит, что недостаточно просто сходить с ума от беспокойства каждый раз, когда твой муж отправляется в небо. Нужно еще чувствовать себя ответственной, если с самолетом что-то случится. Гнев и недовольство следует держать при себе. Военные гораздо больше, чем все прочие люди, ценят воспитанных, мягких и уравновешенных женщин.

И именно тогда, когда я вполне освоилась со всеми этими переменами и парадоксами и впервые почувствовала себя дома в Вашингтоне, мой отец ушел из ВВС и стал ученым в корпорации Rand в Калифорнии. Шел 1961 год, мне было пятнадцать, и мой мир начал рушиться.

Я пришла в школу Pacific Palisades, когда учебный год длился уже несколько месяцев. И быстро поняла, что здесь все будет совсем по-другому. Все началось с привычного ритуала для новичков: ужасающие три минуты, в которые тебе нужно уложить всю свою жизнь перед полным классом незнакомых людей. Это было непросто сделать перед детьми военных, но теперь, в школе для богатых и пресыщенных калифорнийцев, выглядело просто глупо. Как только я объявила, что мой папа был офицером ВВС, я поняла, что с таким же успехом могла сказать, что он был хорьком или тритоном. В классе повисла мертвая тишина. В школе Pacific Palisades знали только одну породу родителей – «из индустрии», то есть из кинобизнеса. Богачи, корпоративные юристы, бизнесмены и очень успешные врачи. Я осознала, что это гражданская школа, когда услышала смешки после своих «да, мэм» и «нет, сэр» в ответ на вопросы учителей.

Довольно долго я просто плыла по течению. Я ужасно скучала по Вашингтону. Там остался мой парень, без которого я чувствовала себя совершенно несчастной. Он был голубоглазым блондином, часто смеялся и любил танцевать, и многие месяцы мы почти не разлучались. Именно он дал мне независимость от семьи. Как, наверное, и все пятнадцатилетние девицы, я верила, что наша любовь навсегда. Я оставила позади такую привычную и любимую жизнь – жизнь, наполненную близкими, дружными семейными буднями, безграничным теплом и смехом. Я оставила город, который стал мне родным, и консервативную жизнь военных, которую вела всю свою жизнь. Я ходила в детский сад, начальную и среднюю школу при военных базах. В старших классах в Мэриленде я училась вместе с детьми военных и государственных служащих. Это был маленький, уютный и безопасный мир. Калифорния же, или по крайней мере Pacific Palisades, казалась мне блестяще-холодной. Несмотря на то, что я постепенно освоилась и завела новых друзей (благодаря постоянным переездам я была довольно общительна), я чувствовала себя потерянной и совершенно несчастной. Большую часть свободного времени я проводила в слезах, сочиняя письма своему парню. Я была зла на отца, который зачем-то выбрал работу в Калифорнии вместо того, чтобы остаться в Вашингтоне. Я с нетерпением ждала звонков и писем от старых друзей. В Вашингтоне я была лидером и капитаном всех возможных команд, а учеба не требовала особых усилий. Школа Pacific Palisades была совершенно другой. Здесь играли совсем в другие спортивные игры – я не знала ни одной, – и мне понадобилось немало сил, чтобы проявить себя в них. Что еще хуже, конкуренция между учениками была жесточайшей. Я оказалась позади всего класса почти по всем предметам. И чтобы догнать остальных, понадобилась масса времени. С одной стороны, общество очень сильных учеников не давало расслабиться. С другой – это был новый опыт, и довольно болезненный. Непросто было признать ограниченность собственных возможностей. Постепенно я начала привыкать к новым реалиям. Почти догнала одноклассников, завела новых друзей.