Читать книгу - "Тревога и неврозы - Чарльз Рикрофт"

Еще один пример совершенно неожиданного переживания – это когда мы испуганны или взволнованны благодаря неожиданному обнаружению кого-то, стоящего позади нас, тогда как мы были уверены, что находимся одни. Это смущает, даже если человек, неожиданно дотронувшийся до нас, знакомый, и мы обычно реагируем на это тем, что на мгновение становимся напряженными и говорим: «Вы очень меня напугали»; затем мы снова расслабляемся. Хотя это такое переживание, которое мы все испытывали; у меня впечатление, что оно более легко возникает у людей, когда они пребывают в мечтах или глубокой задумчивости, чем у людей, которые сконцентрированы на какой-то текущей деятельности. В предшествующем состоянии субъект перестает быть вигильным в отношении внешнего мира, который временно перестает быть реальным.

Эти примеры испуга неожиданными приятными или неприятными событиями представляют некоторый интерес в том плане, что они демонстрируют, в какой степени наша способность действовать спокойно и сохранять хладнокровие зависит от того, есть ли некоторое соответствие между тем, что с нашей точки зрения может случиться и тем, что действительно происходит. Абсолютно неожиданное неприятное переживание являет собой большую практическую значимость, поскольку оно может приводить к реакциям, которые могут на время выводить человека из строя.

Этот тип переживаний известен в специальной литературе как «травматический шок». Психиатры используют понятие «травмы», чтобы описывать психологические случаи, а именно те, которые происходят неожиданно и без желания индивида, которые разрушают целостность индивида и чувство единства бытия, и восстановление после которых происходит благодаря процессу постепенной ассимиляции опыта.

Непосредственная реакция на травматический опыт – это смесь смятения, шока и испуга; смятение и шок обусловлены неожиданностью травматического события и его напряженностью, а испуг обусловлен тем фактором, что травматический жизненный опыт должен быть пугающим.

Часто, однако, бывает так, что испуг полностью отсутствует, и большинство журналистов, писавших о бедствиях, были поражены отсутствием какого-либо переживания у оставшихся в живых.

Александр Н.Худ (Alexander N.Hood), который записал на пленку «Личные впечатления от великого землетрясения» (Personal Experiences in the Great Earthquake), которое было в Мессине в 1909 году, отмечал, что «непосредственным и почти всеобщим эффектом, который землетрясение произвело на тех, кто избежал смерти в Мессине, было оцепенение, почти что психический паралич. Горестный плач был очень редко слышен, за исключением случаев, когда это было обусловлено физическим страданием. Мужчины рассказывали, как они потеряли жен, матерей, братьев и сестер, детей и все их имущество, без видимого огорчения. Они рассказывали свои истории о «горе», как будто бы они сами были безучастными зрителями чужой утраты»[2].

Некоторые, но не все из тех, кто остался в живых, совершенно не ожидали несчастья, подобного землетрясению, что обеспечило им состояние, известное психиатрам как «травматический невроз». У таких людей первоначальное состояние шока и оцепенения были продолжены симптомами разных видов: неспособностью сосредоточиться; перепадами настроения (от возбужденности и беспокойства до плача без видимых причин); фантазиями, в которых травматическая ситуация повторяется.

Это повторение пережитого опыта состоит частично из мысленного проигрывания этого события вновь и вновь, а также повторения тех движений и действий, которые человек либо использовал, либо мог с пользой выполнить во время бедствия.

Хотя эти более поздние следствия травмы являются, на первый взгляд, симптомами травматического невроза, но более вероятно, что это проявление процесса исцеления. Благодаря повторению травмы человек пытается представить событие так, чтобы он мог предвосхитить ее появление, т. е. отреагировать на нее тревогой, а затем приспособиться или «пройти через нее» тем способом, каким он проходил «через какую-нибудь другую причиняющую страдание ситуацию». За период воображаемого повторного столкновения он испытывает тревогу, которая должна была бы предшествовать травматическому событию, если бы он знал, что придется его пережить.

Травматические неврозы имеют сходство с физической травмой в том, что они имеют тенденцию проходить со временем и благодаря покою, при условии, если пациент психически здоров и желает выздороветь. Последнее является важным условием, поскольку в военное время выздоровление может означать возврат к службе, а в мирное – возвращение к трудовой деятельности. В некоторых случаях определенное число травматических неврозов превращается в компенсаторные неврозы, при которых пациент жертвует своим психическим здоровьем и чувством собственного достоинства ради материального обеспечения, и обычно невозможно правильно определить, до какой степени пациент осознает свой мотив остаться больным.

Удивительно мало, как представляется, известно о факторах, которые определяют, склонен ли человек к развитию травматического невроза, если он сталкивается с совершенно неожиданной опасностью.

Изучение Кардинером (A.Kardiner) травматического невроза наводит, однако, на мысль, что невротики с высококонтролируемой и ригидной индивидуальностью могут быть более восприимчивы, чем те, кто обычно тревожен. Вероятно, те, кто привык чувствовать себя не в безопасности, менее подвержены травматизации, чем те, кто склонен предполагать, что они всегда могут контролировать себя и окружающую среду. Точно так же здание с гибкой конструкцией противостоит смерчам и землетрясениям лучше, чем те, которые жестко сконструированы. Травматические неврозы и травматические фантазии представляют большой теоретический интерес в том плане, что они не подходят под психоаналитическую и символическую интерпретацию, поскольку симптомы и образы травматического невроза являются воспроизведением действительно того события, которое стало причиной невроза. Как результат, травматический невроз представляет собой форму психического расстройства, для которой разъяснительная психотерапия не показана, и Фрейд в своей последней книге «Основы психоанализа» (An Outline of PsychoAnalysis), отмечал с очевидным сожалением, что его «связи с решающими факторами, исходящими из детства, до настоящего времени ускользают от научного исследования». Тем не менее, психотерапевты не так уж и редко сталкиваются с пациентами, которые производят впечатление перенесших травматические переживания в детстве или в юности, и склонность к повторению этих состояний у таких пациентов проявляется благодаря изменению в поведении пациента. Вместо того, чтобы вспоминать и рассказывать о прошлом, он еще раз мысленно проигрывает его. Он заменяет прошедшее время настоящим, принимает позы и использует жесты, которые он использовал в реальной травматической ситуации.

Травматический невроз также отличается от других форм невроза тем, что он объясним в терминах единичного и легко устанавливаемого события, случившегося во взрослой жизни, тогда как другие неврозы берут начало в детстве, и только опытным путем могут быть отнесены к какому-то единичному травматическому случаю.