Читать книгу - "Психический мир будущего - Виктор Павлович Самохвалов"

Вовлечённость в игру в целом более характерна для детей и подростков, чем для взрослых. Родители указывают, что, заигрываясь, ребёнок может обмочиться, не чувствует границ времени и забывает о своих обязанностях и еде. Но, как известно, такая вовлечённость вообще характерна для любых игр детей, особенно групповых. В современной людомании, однако, более выражен компонент перенесения игры в действительность, поскольку огромное количество игр точно моделируют реальность. При беседе с мальчиком десяти лет я заметил, что он почти не помнит того, что преподавалось в школе, более того, к концу четверти он не мог точно воспроизвести по памяти все уроки в каждый из дней недели, но во время уроков он мысленно «представлял продолжение прерванной игры в “Дум”».

Людомания часто, хотя и не всегда, способствует формированию зависимого расстройства личности, которое характеризуется переадресацией на объект игры или человека большей части проблем, подчинением своих потребностей игре или доминантной личности, формированием психической зависимости. В одиночестве или вне игры у зависимых личностей возникает чувство беспомощности и страх перед самостоятельным решением, а также страх быть брошенными, никакие свободные решения не могут быть приняты. При людомании, патологической склонности к азартным играм, описаны яркие насильственные представления об игре, которые овладевают личностью особенно в моменты стрессов. Нельзя сказать, что это проблема лишь нашего века, но её частота будет нарастать, поскольку компьютер входит в каждую семью, а представить этот объект без сложных игр уже невозможно.

Включение компьютера в жизнь, несмотря на его пропагандируемую безопасность, безусловно имеет негативные последствия. В частности, изменился ритм работы, большинство специалистов, работающих в Интернет, предпочитают ночное время как наиболее дешёвое, естественно, в этой ситуации «совы» получают предпочтение перед «жаворонками». Последние либо вынуждены менять свой ритм, либо в течение дня находятся в фазном состоянии сознания. Подобный ритм ранее точно моделировался астрономами и астрофизиками, которые в целом составляли интеллектуальную элиту общества, но жили в условиях сакральной, хотя и почётной, изоляции. Оперирование формальными структурами приводит к чрезвычайно узкой специализации, в частности, интерес фиксируется только в области трехмерной графики, игр, коммуникаций и т. д. Каждая из этих областей формирует свой язык, точнее сленг.

Фиксация на автоматическом объекте, который становится фактически продолжением памяти, заменяя целые конструкции мышления, общения, приводит к тому, что он одушевляется. К тому же он болеет и нуждается как в лечении (компьютерные вирусы), так и в профилактическом уходе. Он стареет с катастрофической быстротой и нуждается в постоянных средствах на содержание. То есть компьютер — идеальный объект проекции, как будто предназначенный для целой группы людей, предрасположенных к аутизму.

В результате длительной (более семи часов в день) работы за компьютером возникает особая профессиональная модификация поведения и своеобразная окраска неврозов и психозов. Профессиональная модификация поведения, в частности, выражается в упрощении речевых оборотов, взгляде поверх головы собеседника, автоматических жестах, напоминающих печатание на приборной доске перед засыпанием и пробуждением, гипногогических компьютерных образах при засыпании, изменении структуры общения и сновидений. При внезапных проблемах (стирание информации, выход из строя компьютера) обнаруживаются так называемые эффекты «отсутствия», которые выражаются в психогенном застывании перед экраном, растерянности и астении, а иногда тревоге и беспокойной суетливости.

За последние годы появился новый аспект компьютерной коммуникации — конференции в компьютерных сетях. Сейчас только в Интернет существует более двух тысяч тем конференций, в них принимает участие более семи миллионов человек, и эта цифра стремительно растёт. Хотя электронные конференции — классический пример анонимных коммуникаций, между тем оказывается, что этот тип общения содержит универсальные когнитивные мотивации, сходные как с вербальными, так и невербальными, а также с другими семиотическими системами. Уникальность электронных конференций состоит в том, что в отличие от письменной речи они чаще всего не фиксируют право на сообщение и, следовательно, ответственность за него. Сообщение в конференции поэтому напоминает альтруистическое дарение информации, стоимость которой связана не с контекстом, а с размером сообщения.

Отличием общения в мире электронных конференций является, наряду с полной анонимностью, отсутствие возмездия за проявления слабости, лжи, неискренности, асоциального поведения и некорректности. При такой коммуникации можно проявить неосведомлённость без страха быть дискриминированным за некомпетентность. Характерна для электронного общения открытость информации, при этом монолог и диалог становятся известными всем, что соответствует реализации симптома «открытости», при котором человек считает, что его мысли известны всем окружающим.

В структуре конференций постоянно и независимо от их типа (примерно через семь дней после начала конференции) появляется несколько пар агрессивных собеседников, постоянно индуцирующих остальных участников на ответное агрессивное поведение, которое проявляется в использовании бранных слов, обвинений в некомпетентности. Такое поведение совершенно невозможно при непосредственном общении, поскольку оно немедленно провоцирует агрессивно-конфликтное и контактное поведение, то есть физическое столкновение.

Система доминантности и субмиссии в конференциях проявляется в призывах типа Help и ответах на них. Особенно часто такая мотивация возникает в технических конференциях, в областях, в которых опасно демонстрировать призыв о помощи в открытом общении на производстве. В научных конференциях по биомедицинским проблемам постоянно появляются призывы о помощи в связи с вопросами лечения или действия медицинских препаратов, даже если конференция прямо не касается этих проблем. Подобные призывы возможны только в анонимной среде электронных коммуникаций.

Нередко при этом обсуждение индивидуальных проблем напоминает групповую психотерапию, когда одному субмиссивному (подчиняемому) партнёру рады помочь все или большинство. В результате возрастает степень зависимости от электронного общения и провоцируются настоящие неврозы, если оно прерывается по техническим причинам (проблемы со связью, с модемом, компьютером).

Мне приходилось наблюдать настоящие реактивные психозы у пользователей сетями в течение многих месяцев при прерывании связей.

Одна из пациенток не могла дождаться утра, чтобы выяснить причину прерывания компьютерной связи и в течение всей ночи продолжала повторять попытки соединения с адресатами. Утром у нее возникло ощущение, что она видит на потухшем экране ответ респондента. В течение всего дня, по пути на работу и на самой работе она мысленно воспроизводила набор абонента и видела на «мысленном» экране его ответ. Поскольку связь продолжала отсутствовать по техническим причинам следующие два дня, она почувствовала безразличие, появились мысли о ненужности, утратился смысл жизни. Нередко она, останавливаясь перед потухшим монитором, «мысленно чувствовала» осуществление компьютерной связи и так же мысленно давала ответ. Расстройство прошло, как только пациентка восстановила техническую связь.

Постоянные участники конференций стремятся встретиться в реальной жизни, и это часто ведёт к установлению продолжительных дружеских отношений, возникновению системы