Читать книгу - "Отрицание смерти - Эрнест Беккер"

такие проблемы, когда они сталкиваются с особенностями своих социальных и женских ролей и их личной индивидуальности, является то, что эти вещи чрезвычайно запутаны. Граница между естественной самоотдачей, желанием быть частью чего-то большего, и мазохистской или самоотрицательной капитуляцией, как заметил Ранк, действительно тонка27. Еще больше проблему усложняет и то, что женщины, как и все остальные, не хотят признавать собственную естественную неспособность к самостоятельной свободе. Вот почему почти каждый соглашается заработать свое бессмертие одним из популярных способов, которые приняты в обществе, переступая чужие пределы, а не свои собственные.

Творческое решение

Результатом всего этого является то, что личный героизм через индивидуацию является очень смелым начинанием именно потому, что отделяет человека от удобных ему «пределов». Как указывает Юнг, требуется сила и смелость, которых средний человек не имеет и даже не может понять28. Самое страшное бремя существа – быть изолированным, а именно это и происходит в индивидуации: человек отделяет себя от стада. Человека в результате ощущает себя полностью раздавленным и уничтоженным из-за того, что так сильно выделяется из толпы и должен нести многое внутри себя. Это те риски, что ожидают человека, который начинает сознательно и критически формировать соотнесенные с самим собой рамки героизма.

Вот точное определение творческого типа или созидательного типа в целом. Мы перешли черту и создали новый способ реагирования на человеческое положение. Никто не писал об этом типе человеческой реакции более проницательно, чем Ранк; и из всех его книг «Искусство и Художник» – самый нерушимый памятник его гению. Здесь я не хочу вдаваться в мучительно тонкое понимание художника, которое создал Ранк, или пытаться представить полную картину; но мы будем вознаграждены, если воспользуемся возможностью и углубимся в проблему динамики личности. Это также подготовит нас к обсуждению взглядов Ранка на невроз, которые, насколько я знаю, не имеют аналогов в психоаналитической литературе.

Ключ к пониманию творческого типа личности в том, что он отделен от простого порядка общих смыслов. В жизненном опыте таких людей есть нечто, что заставляет их воспринимать мир как проблему; в результате они должны обрести из этого личный смысл. В большей или меньшей степени это относится ко всем творческим людям, но особенно очевидно в случае с художниками. Существование становится проблемой, которая требует идеального ответа; но как только вы перестали принимать коллективное решение проблемы существования, вы должны создать свое собственное. Таким образом, произведение искусства является идеальным ответом творческого типа на проблему существования в том виде, в каком она воспринимается, – не только существования внешнего мира, но особенно собственного существования художника: кто он, как не болезненно одинокий человек, не обладающий ничем, на что можно опереться. Он должен ответить на бремя своей чрезвычайной индивидуации и столь болезненной изоляции. Он хочет знать, как достичь бессмертия благодаря собственным уникальным талантам. Его творчество является одновременно выражением его героизма и его оправданием. Это его «личная религия», как выразился Ранк29. Уникальность художника дает ему личное бессмертие; это его собственное «запредельное», а не чужое.

Не успели мы это сказать, как сразу же видим огромную проблему, которая за этим стоит. Как можно оправдать свой героизм? Нужно быть подобным Богу. Теперь мы можем еще яснее увидеть, насколько вина неизбежна для человека: даже будучи творцом, он – существо, пораженное самим творческим процессом30. Если ты так сильно выбиваешься из природы, что тебе самому приходится создавать собственное героическое оправдание, то это уже слишком. Вот как мы понимаем что-то, что кажется нелогичным: чем больше ты развиваешься как свободный и критически мыслящий человек, тем большую вину ощущаешь. Сама твоя работа порицает тебя; заставляет чувствовать себя неполноценным. Какое ты имеешь право играть в Бога? Особенно, если твоя работа великолепна, абсолютно нова и необычна. Ты задаешься вопросом, где взять власть для введения новых смыслов в мир, силы, чтобы вынести это31. Все это сводится к следующему: произведение искусства – это попытка художника объективно оправдать свой героизм в конкретном творении. Это свидетельство его абсолютной уникальности и героической трансцендентности. Но художник по-прежнему существо тварное, и он чувствует это сильнее, чем кто-либо другой. Другими словами, он знает, что произведение является его отражением, а поэтому оно «плохо», эфемерно, потенциально бессмысленно – если только оно не исходит извне, вне автора и себя самого.

В терминах Юнга – о которых мы раньше говорили – произведение является собственной проекцией переноса для художника, и он относится к этому сознательно и критически. Что бы он ни делал, он застрял с самим собой, не может безопасно выйти за пределы себя32. Он также удерживается самим произведением искусства. Как и любое материальное достижение, оно видимое, земное, непостоянное. Неважно, насколько оно прекрасно, рядом с превосходящим величием природы оно все равно бледнеет; и поэтому является неоднозначным и едва ли надежным символом бессмертия. В его величайшем гении над человеком по-прежнему насмехаются. Неудивительно, что исторически искусство и психоз находились в таких тесных отношениях, и что дорога творчества проходит так близко к сумасшедшему дому, а часто там и заканчивается. Художник и сумасшедший оба заперты внутри собственных вымыслов; они погрязли в собственной анальности, в своем протесте, что они действительно являются чем-то особенным.

Все сводится к такому парадоксу: если вы собираетесь стать героем, вы должны что-то отдать взамен. Если вы обычный человек, вы отдаете свой героический дар обществу, в котором живете, и отдаете ему подношение, которое это самое общество заранее и определяет. В случае с художником, он создает индивидуальный личный дар, оправдание собственной героической идентичности, что означает, что он всегда направлен, хотя бы частично, поверх голов собратьев. В конце концов, они не могут предоставить бессмертие личной души. Как утверждал Ранк в захватывающих дух главах книги «Искусство и художник», у художника нет возможности быть в хороших отношениях со своей работой или с обществом, которое ее принимает. Дар художника всегда направлен к самому процессу творения, главному смыслу жизни, Богу. Мы не должны удивляться тому, что Ранк пришел к тому же выводу, что и Кьеркегор: единственный выход из человеческого конфликта – полное отречение и дарование своей жизни высшим силам. Освобождение должно исходить из абсолютного «запредельного». Как и Кьеркегор, Ранк показал, что это правило относится к самым сильным, самым героическим типам – не к дрожащим и пустым слабакам. Отречься от мира и самого себя, выразить смысл силам творения, это самая сложная цель для человека – так что совершенно ясно: данную задачу предстоит решить самой сильной личности, самому большому эго.