Читать книгу - "Рождение бабушки. Когда дочка становится мамой - Анат Гарари"

«А что, если тебе не удается взять их на себя, если они выскальзывают у тебя из рук», – думает Элла и понимает, что только что появилась первая трещина в ее, еще не успевшей укорениться, надежде.

– Она видела связанные с этим документы? – спрашивает Това.

– Да. После армии. Она начала говорить об этом, как только ей исполнилось восемнадцать. Казалось бы, это вполне естественно, что она хочет знать, кто ее «настоящая мама» – так она ее называла – но у меня все время было такое чувство, будто она делает это специально, чтобы меня унизить, и мне было очень больно. Несколько лет она колебалась и обсуждала вслух, стоит ли ей встречаться с ее биологической матерью. Я все это время надеялась, что они не встретятся, боялась этой встречи. Через несколько лет она все же решилась затребовать свои документы; и тогда оказалось, что ее мать давным-давно умерла, а отец – неизвестен. Она была очень разочарована. Я никогда не забуду ее лица, когда она вернулась оттуда. Она пришла домой не сразу, а провела несколько часов у моря. Михаль никогда не рассказывала, что она делала или о чем думала в тот день, но когда она наконец-то зашла в дом, по ее лицу было видно, что эти часы дались ей нелегко.

– Чего вы боялись? – спрашивает Анна и тут же сама отвечает. – Что она предпочтет ту мать и уйдет от вас?

– Не знаю. Может быть… да… конечно! – Маргалит следит взглядом за шлепанцем на ноге Анны, который повис на кончике пальца и вот-вот упадет. – Что она начнет сравнивать и что «зов крови» победит, и она выберет ту женщину, а не меня.

– На прошлой встрече вы состязались со второй бабушкой, а до этого, получается, вы соперничали со второй мамой, пока не оказалось, что она умерла, – задумчиво покачивает головой Орна.

– Да, – соглашается Маргалит, – и поверьте, это было совсем непросто, хотя я и говорила себе все время, что Михаль очень привязана ко мне и к моему мужу, и к братьям – ко всей семье. Кроме того, я думала, что ей, конечно, будет нелегко признать свою мать после того, как она ее бросила.

Маргалит делает короткую паузу и, прочистив горло, открывает рот, чтобы продолжить, но ее опережает Мики.

– А я уверена, что ни за что бы не признала такую мать. Мать, которая отказалась от меня? Бросила меня на произвол судьбы? Мать не имеет права отказываться от детей, и неважно, в каких условиях она живет! Что, когда мои дети были маленькими, мне было легко? Мне было очень тяжело, но ни разу у меня не появилась мысль, что, может, кто-нибудь другой будет их растить вместо меня, ни разу!

– Ну при чем тут вы! – нетерпеливо всплеснув руками, прерывает ее Това. – Никто не говорит о вас, как вы не можете этого понять?! И, кроме того, вы же не знаете, что там произошло на самом деле. Может, женщина, которая ее родила, была очень больна, и именно забота о ребенке вынудила ее принять это решение. Тогда – это благородный поступок. А может, ее изнасиловали, и она не могла так жить? Представьте себе, изо дня в день видеть в лице ребенка лицо насильника! Нельзя ее судить, не зная, что там было!

– Я тоже думала, что, несомненно с этой женщиной случилось что-то страшное, – тяжело вздыхает Маргалит, – раз она решила отказаться от своей дочки.

Она горько усмехается.

– Действительно нелегко растить ребенка, когда ее черты все время напоминают тебе о том, что ты всю жизнь стараешься забыть.

Опустив глаза, Маргалит замолкает, но, не выдержав устремленных на нее в молчаливом ожидании взглядов, поднимает голову и продолжает:

– Я часто думала о ее матери, о том, как бы она повела себя в тех или иных ситуациях, например, когда Михаль первый раз назвала меня мамой или когда она пошла в первый класс. Был период, когда она могла часами рассматривать альбомы с фотографиями и все время спрашивала меня, где видно, что она у меня в животе. Я тогда очень мучилась и часто пыталась представить себе ее биологическую мать беременной: как она выглядела, была ли Михаль беспокойной, была ли между ними та особенная связь, которая существует между мамой и ребенком в течение всех девяти месяцев? Эти вопросы не давали мне покоя. Без этих подробностей я не могла рассказать ей о первых днях ее жизни, и мне казалось, что я лишаю ее чего-то очень важного, чего ей будет очень не хватать.

Мне было очень тяжело, – прикрыв глаза, в который раз повторяет она. – Сколько раз бывало: она сидит на диване, смотрит наши свадебные фотографии и вдруг через две страницы после свадьбы: бах – у нас ребенок! А посередине – ничего, мы даже не хотели фотографироваться, чтобы ничто нам потом не напоминало о том времени, когда я не могла забеременеть.

Это был ужасный год, – вздыхает Маргалит. – Я была уверена, что как только у меня появится ребенок, все позабудется.

Но этого не произошло, – ее голос дрожит, – представьте себе, я сижу с Михаль в парке и вместо того, чтобы играть с ней, смотрю на других матерей и их детей.

Я так им завидовала, – еле слышно добавляет она, вытирая слезы.

Протянув руку, Рут гладит ее по плечу, Маргалит поворачивается к ней и продолжает:

– Когда Михаль выходила замуж, я стояла возле нее и думала, что я не совсем «выдаю» ее замуж, потому что она – не моя, это не я ее родила. И вместо того, чтобы радоваться, я смотрела на мать ее мужа, как она стоит там со своим похожим на нее сыном – гордая, растроганная; никому и в голову не придет, что они не одна семья.

Она вынимает салфетку из рукава блузки, вытирает глаза и нос.

– Даже во время родов я опять думала о ней – о биологической матери – о том, чего она себя лишила. Если бы она была жива, стала бы Михаль с ней общаться, познакомила бы ее с внуком? Все-таки это родная кровь, этого так просто не перечеркнешь.

– Может, для вас и лучше, что она умерла, – надевая успевший упасть шлепанец, замечает Анна, – конечно, это звучит жестоко, но этим решились все ваши проблемы.

– Это только на первый взгляд кажется, что решились, – говорит Маргалит, глядя на Анну, – а на самом деле, когда я узнала, что ее нет и что встреча не состоится, меня начало мучить такое чувство вины, будто бы я, не дай бог, убила ее своими руками; а все из-за того, что я так не хотела, чтобы они встретились.

Я очень переживала, когда стало известно, что она умерла, – тихо добавляет она, – но до сегодняшнего дня ни с кем не касалась этой темы. Михаль тоже была сильно удручена, хотя я думаю, что и ей в какой-то степени полегчало. Иногда мне кажется, что она вовсе неоднозначно относится ко всей этой истории, и это в общем-то понятно. С одной стороны, ей очень хотелось познакомиться со своей биологической матерью; понять, почему она от нее отказалась; узнать о своих корнях (как мы говорили на прошлой нашей встрече). Но, с другой стороны, у нее накопилась страшная обида против этой женщины, которая ее бросила, и ей было бы очень тяжело решиться на встречу с ней. Поэтому я говорю, что ее смерть избавила Михаль от принятия нелегкого решения; избавила, но оставила нерешенными много важных для нее вопросов. Короче, это очень сложно.