Читать книгу - "Человек в поисках себя - Ролло Мэй"

Но когда «любовь» ввязывается в борьбу против одиночества, она достигает цели лишь ценой растущего чувства пустоты у обоих партнеров.

Любовь, как было сказано, чаще всего путают с зависимостью: но фактически любить можно лишь в прямой пропорции к умению быть независимым. Гарри Стек Салливан^[89] сделал потрясающее наблюдение, что ребенок не сможет научиться «любить кого бы то ни было, пока не достигнет предподросткового возраста. Можно заставить его говорить так, словно он любит, вести себя так, словно он любит. Но никакого подлинного базиса для этого он не имеет, и поэтому если продолжать на него давить, последствия будут сомнительными, вплоть до частых случаев невроза»^[90]. Иными словами, до достижения этого возраста способность осознавать и признавать других людей еще не дозрела до любви к ним. В младенчестве и отрочестве человек зависит от своих родителей, что вполне нормально, и на деле он может быть очень расположен к ним, получать удовольствие от их присутствия и т. д.

Пускай родители и дети с чистым сердцем наслаждаются счастьем быть вместе. Но родителям принесет исключительную пользу и облегчение, если они заметят, насколько более спонтанно проявляются у ребенка теплота и «забота» в обхождении с плюшевым мишкой, а позднее с собакой, чем в обхождении с человеческими существами; это поможет родителям не разыгрывать из себя богов и перестать присваивать себе исключительную роль в раскрытии природного замысла, коим является жизнь ребенка. Ни мишка, ни кукла ничего не требуют от него; он может свободно проецировать на них все, что ему вздумается, и ему не нужно заставлять себя проникаться их потребностями сверх того, что доступно ему на достигнутом уровне зрелости. Живое существо вроде собаки является промежуточной ступенью между неодушевленными объектами и человеческими существами. Каждый шаг – от зависимости через благонадежность до взаимозависимости – представляет собой этап в развитии у ребенка способности любить.

Одна из главных вещей, из-за которых нам трудно учиться любить, как показал Эрих Фромм и другие, состоит в присущей нашему обществу «рыночной ориентации». Мы используем любовь как объект купли-продажи. Иллюстрацией является тот факт, что многие родители ожидают от ребенка любви в обмен на заботу о нем. Без сомнения, ребенок научится изображать любовь, если родители будут настаивать; но рано или поздно обнаружится, что любовь в качестве платы вовсе не является любовью. Такая любовь – «песочный замок» и зачастую обрушивается к моменту достижения ребенком периода полового созревания. Почему тот факт, что родители обеспечивали и защищали своего ребенка, отправляли его в летний лагерь или колледж, должен иметь хоть какое-то отношение к любви, испытываемой ребенком к своим родителям? С тем же успехом можно ожидать, что сын полюбит регулировщика дорожного движения на углу, ведь тот защищает его от большегрузных фур, или сержанта в столовой, который кормит его, пока он служит в армии.

Более глубокой формой подобного запроса является случай, когда от ребенка ожидают любви к родителям, поскольку родители многим ради него жертвуют. Но и жертва может быть попросту иным способом торговаться и не иметь ничего общего по мотивации с признанием ценности и уровня развития другого человека.

Нас любят – дети и другие люди – не в меру наших запросов, принесенных жертв или потребностей, но, грубо говоря, за то, в какой мере мы сами способны любить. И наша способность любить изначально определяется, в свою очередь, способностью быть самоценной личностью. «Любить», в сущности, означает «отдавать»; а чтобы отдавать, нужно достичь зрелой самооценки. Любовь заметна в утверждении Спинозы, на которое мы ссылались выше, что подлинная любовь к Богу не подразумевает требования взаимности. Об этом говорит и художник Джозеф Биндер^[91]: «Чтобы творить, художник должен уметь любить, то есть давать без намерения получить за это награду».