Читать книгу - "СУПЕРФЭНДОМ. Как под воздействием увлеченности меняются объекты нашего потребления и мы сами - Арон Глейзер"

Различие между Марджери Кемп, Алисой Дрейк и сегодняшними книголюбами, простаивающими целую ночь в очереди у книжного магазина в ожидании нового опуса Джоан Роулинг, не в степени их энтузиазма. Различие в том, насколько доступен для них предмет их обожания.

Легко приписать нынешний взрывной рост фэндома тому, что представители технически грамотной аудитории теперь легко могут связываться друг с другом. С точки зрения масштаба это безусловно так. Но фэндом возник в доцифровую эру. До появления первого фонографа [19]. Даже до изобретения письменности. Марджери Кемп, воспитанная в купеческой среде XV в., не умела ни читать, ни писать. Все ее истории были записаны под диктовку другим человеком. В XIX в. такие фанаты, как Алиса Дрейк, имели намного больше возможностей для взаимодействия с предметом своего обожания – ничто не мешало слушать музыку до тех пор, пока в кошельке оставались лишние деньги, а поблизости выступал оркестр. Каждое последующее техническое достижение делало культуру более доступной, а фэндом – более социальным, но он был частью человеческой культуры на протяжении всей истории [20].

Развитие транспортных средств, а также рост благосостояния, количества свободного времени и личной независимости постепенно облегчали людям доступ к тому, что они любили. Интернет устранил последние барьеры, сведя требуемые усилия практически к нулю. Любители медиа получают доступ к музыке, видео или книгам с помощью одного клика. Любителям шопинга интернет позволяет отыскивать, сравнивать и заказывать товары, не посещая магазинов. Любители делать что-то своими руками легко находят инструкции по изготовлению практически чего угодно. Поклонникам знаменитостей интернет позволяет узнать массу всего о жизни своих кумиров – об их творческом процессе, распорядке дня и мнениях по разным вопросам, – а иногда и дает возможность увидеть их без одежды.

До XIX в. имелось ограниченное количество текстов, официальных канонических сочинений, доступных широкой аудитории, что поощряло развитие такого «многоканального» подхода. Религия дает один из немногих примеров – Кемп не могла читать Библию, но могла посещать упомянутые в ней места, участвовать в порожденных ею ритуалах, петь посвященные ей песни и, разумеется, сочинять истории.

Общие культурные тенденции иногда имели тот же эффект. Французский аристократ, проникнувшийся любовью к американской культуре в конце XVIII в., мог отправиться в Америку, чтобы сражаться там в рядах революционных войск против Великобритании, но многие французы писали статьи в поддержку борьбы американцев за независимость, заказывали картины, прославляющие принципы устройства американского общества, ели индейку, кукурузу и другие продукты из Нового Света или же носили в своих прическах крошечные портреты Бенджамина Франклина. Но все это были исключения в мире, который уделял мало внимания подобным несерьезным занятиям.

Современный термин «фан-объект» используется для обозначения тех центров генерирования эмоций и физической активности, тех элементов культуры, которые порождают привязанность к себе и, что более важно, вдохновляют на активную деятельность. Раньше, когда нахождение фан-объекта и достижение близости к нему требовали огромных усилий, связь аудитории с ним была слаба. Она почти целиком сводилась к простым взаимодействиям: например, увлечение книгами предполагало, что люди отправятся в магазин, купят что-нибудь, принесут домой, а затем прочтут. Возможно, они поговорят о книге с друзьями. Не исключено, что в какой-то момент перечитают ее снова. Но если они не располагают собственным печатным станком и достаточным количеством свободного времени, то вряд ли попытаются добавить к этому что-то еще. Взаимодействие обычно оставалось односторонним. Какой бы хорошей ни была книга, из-за всех этих барьеров она прежде всего стимулировала потребление, а не участие.