Читать книгу - "Говорят серийные убийцы. Пять историй маньяков - Джоэл Норрис"

К 1969 году Мэнсон с «семьей» обосновался на Спан-Муви-Ранч, где руководимые им коммунары стали разыгрывать его фантазии насилия и «шурум-бурума». Спан-Муви-Ранч представляла собой заброшенную съемочную площадку с обломками декораций, воссоздававших атмосферу городишки, расположенного на Диком Западе в 1880 году. Ранчо принадлежало восьмидесятидвухлетнему Джорджу Спану. Приютив у себя «семейку» Мэнсона, хозяин понятия не имел о преступлениях, совершаемых «квартирантами». После убийства Тейтов и Ла Бьянка «семья» Мэнсона переместилась на ранчо Баркер в Долину Смерти и затаилась там в ожидании, что местность будет прочесана полицией. Убийство Тейтов и Ла Бьянка, последующие убийства и покушения на убийства свидетелей, а также лиц, привлеченных следствием для дачи показаний против «семьи» Мэнсона, явились заключительными актами в том разгуле ярости, который Мэнсону удалось вызвать у своих учеников. На состоявшемся вскоре процессе над Мэнсоном перед судом предстали Текс Уотсон, Брюс Дэвис, Лесли Ван Хьютон, Патриция Кренвинкл, Сьюзан Эткинс и другие коммунары. Их показания подтверждали: гнев и ярость, накапливавшиеся в Мэнсоне в минувшие двадцать с лишним лет, отнюдь не иссякли. По сути, в «самом опасном человеке Америки» жестокости было столько, что его жизнь едва ли могла ее вместить.

Даже до выяснения обстоятельств последних нашумевших убийств стало известно, что Мэнсон был причастен к заказным убийствам, а притязания на роль рок-звезды и жажда увидеть свои творения опубликованными свели его с дельцами от детской порнографии. В годы, предшествовавшие убийству Тейтов и Ла Бьянка, он стремительно терял контроль над собой, у него развивалась мания величия. Мэнсон регулярно употреблял наркотики, имел галлюцинации и участвовал в мистических ритуалах, имитирующих человеческие жертвоприношения и пытки. А когда его видения выплескивались в повседневность, ему становилось все труднее сдерживать свою агрессию. По словам знакомого, однажды Мэнсон увидел отца с дочерью, мирно шедших по улице Сан-Франциско. Вне себя он кинулся за ними и выхватил нож, угрожая ни с того ни с сего перерезать им глотку. Позднее он признался приятелю, что испытал приступ неконтролируемой ярости из-за воспалившегося зуба, выделяющего в мозг особый яд. Это только один пример вспыльчивости, столь характерной для его поведения в те годы. Несколько калифорнийских судов называет свыше тридцати пяти случаев убийств в северной части штата, ответственность за которые может, скорее всего, лежать на Мэнсоне и его «семье».

В настоящее время он сидит в тюрьме и при каждом удобном случае пишет просьбы о помиловании и освобождении под честное слово, проявляя всю ту же паранойю и неконтролируемое поведение, наблюдавшееся у него более двадцати лет назад. Убийца меряет камеру шагами, подобно попавшему в вольер зверю, и постоянно меняет личины, приспосабливаясь к тому, что, по его расчетам, хотелось бы видеть собеседнику. Он стоит на том, что в конечном итоге сам является жертвой общества, а его видение Армагеддона как «шурум-бурума» – тотального хаоса – почти естественная реакция на ту жизнь, которая была ему навязана. Хотя бо́льшая часть данных медицинского обследования Мэнсона засекречена и недоступна для анализа, не подлежит сомнению, что в его головном мозге имеется повреждение в результате черепно-мозговой травмы. Галлюцинации и периодический бред в анамнезе – признаки психоза, вызванного поражением лимбической области, опыт же употребления алкоголя и наркотиков указывает на другую дисфункцию головного мозга. Анализ волос свидетельствует о длительном нарушении химического равновесия. Изучение писем Мэнсона указывает на наличие дислексии, а также неспособность к учению. Однако то, что он добился определенной власти в своей «семье» – благодаря гиперсексуальности в отношениях с партнерами обоих полов и умению находиться в центре внимания общества, – свидетельствует о достижении известной формы социализации, хотя она и служила лишь одной цели – установлению контроля над другими людьми. Сегодня Мэнсону пятьдесят два года, совершенно очевидно, что его история еще не закончилась^[21].