Читать книгу - "Женские тайны на кончике языка - 1 - Елена Светлова"

– Не хочу слышать имя этой профурсетки.

– Слушай, Милочка, а что мы будем делать с упражнениями? Ты их будешь на мне отрабатывать, чтоб найти другого?

– Да, именно, – жеманно заявила Люда. – На правах бывшего мужа и одинокой женщины ты должен посодействовать развитию моей сексуальной энергии. Мне обидно: ты возвращаешься к ней и облизываешь ее с ног до головы. А я? Я столько времени одна, – грустно сказала Люда.

– А меня хватит на двоих, – нагло заявил Алексей.

– Ты знаешь, меня трясет при одной мысли, что ты со мной и с ней столько лет…

– Люда, вот положа руку на сердце, что тебе было плохо? Я нисколько не поменялся. Я был нежным и ласковым, внимательным, твоим мужем. И ты совсем не ощущала, что я еще где-то и с кем-то.

– Вот именно, поэтому мне хотелось тебя убить, растерзать, уничтожить. Как ты мог столько лет мне изменять?

– А-а, вместо слов благодарности ты хотела меня убить?

– Понимаешь, Алексей, когда ты говоришь такие вещи – это не совпадает с тем Алексеем, которого я любила. Это какой-то новый, совершенно чужой человек.

– Вполне возможно, что я стал другим, но я горжусь тем, что у меня пятеро детей, и целых девять лет я управлял мастерски процессом жизни на две семьи.

– А-а, так вот как ты это называешь? Процесс. Прямо как конвейер.

– Тебе не кажется, Милочка, что мы опять скатились к отрицательному сюжету?

– Да, скатились, и мне кажется, так будет всегда.

– Знаешь, Вера все время читает какие-то необычные книги о прощении. Я думаю, тебе тоже надо бы их почитать.

– О прощении?

– Да, именно. Я-то тебя простил.

– Подумать только, а за что? За что меня надо было прощать? Что я сделала не так? Чем я тебя обидела или причинила тебе боль? Мне иногда кажется, что ты чокнулся. Ты говоришь запросто такие вещи, нарушаешь святые правила и совершенно не испытываешь совестливости. Как же так?

– Первое время я нервничал, переживал, стыдился того, как поступаю. Но человек не может вечно жить под колпаком отрицания, и поэтому постепенно я привык к тому, что случилось, и стал диктовать свои правила. Если бы не этот прокол с смс-кой – возможно, мы дожили бы до «золотой свадьбы». – Алексей повернулся к Людмиле и увидел, как слезы катятся по ее щекам.

– Так странно, ты говоришь мне о прощении с точки зрения того, что я должна простить тебя, а ведь ты ни разу толком не раскаялся и не попросил у меня прощения. И когда я в первый раз увидела все своими глазами, ты остался с ней, ты не пошел за мной, ты не попытался объяснить мне эту ситуацию или хотя бы вымолить прощение.

– Послушай себя: ты говоришь «вымолить прощение», но я не считаю, что виновен перед тобой и должен «молить о прощении».

– Уму непостижимо, мы никогда не договоримся, – вздохнула Людмила.

– Людочка, не трагедизируй, мы уже почти обо всем договорились. – Алексей приобнял ее и сказал: – Будь проще, и все будет хорошо.

– Ладно, мне действительно надоело это нытье свое, мне надо как-то выздоравливать, помогай мне.

– Хорошо, вот я читал 1-ю и 2-ю методички, и в них написано «прости и отпусти». Я хочу от всей души попросить у тебя прощения и буду каждый разговор начинать со слов «прости меня». Так написано в тренинге. Я прошу прощения, а ты говоришь: «Я прощаю тебя». Давай начнем с этого малого, что, возможно, приведет нас к нормальному человеческому будущему.

– Хорошо, я прощаю тебя. Давай продолжим. Значит, твои визиты будут какими? Ты – отец, ты официально мой муж, и это ложь? Или мы говорим правду, что ты – отец и мы разведены?

– Я думаю, что правду пока говорить рановато, потому что год моего отсутствия разрушил отношения с детьми. Сейчас их надо восстановить, вернуть доверие и понимание, а потом мы совместно решим, как быть.

– Согласна. Поедем домой?

– Нет, я сегодня не могу, начнем со следующей недели. Я обещал Вере, – суетливо ответил Алексей.

– Ну что же это такое, ты год с ней был. Теперь ты просто обязан подарить год нам.

– Ага, ревнуешь, подводишь итоги? Значит, не все у тебя в душе по отношению ко мне ровно.

– Твоя ирония меня обижает. Моя душа, как израненный зверь, кровит и плачет, но зверь, в отличие от человека, бинтов и мазей не имеет, и ему приходится зализывать раны и ждать, когда они заживут.

– Люда, как поэтично – «израненный зверь». Я тебя не ранил и кровь из души не испускал. Ты все сделала сама. Ты сама причинила себе эту боль. Я тут ни при чем. Как Верочка говорит, «если женщина любит, она борется за свою любовь всеми возможными и невозможными способами».

Люда заплакала и выбежала из машины, громко хлопнув дверью – так, что окна джипа гремели еще несколько минут. Алексей искренне не понимал, почему его правдивое поведение так напрягает Людмилу: ведь он таким был всегда. Люда вернулась домой, поднялась к себе в спальню, второпях приняла душ, выпила две таблетки снотворного, как делала весь год, и улеглась в постель. По щекам текли слезы, она сжимала кулаки, лежа под одеялом, как заведенная повторяла: «Я сейчас усну. Я усну, и все будет хорошо. Я хочу спать, я не хочу ничего знать, это не со мной. Это не со мной, это не я, это не моя жизнь. Я ничего не хочу. Я сейчас усну. Ну почему же не действуют эти чертовы таблетки? Мысли, куда мне деть мои мысли? Господи, мне так больно. Какая же он мразь. Мразь и подлец. Может быть, мне здесь все продать и уехать? Далеко, чтобы не знать его и его Верочку», – и Люда, зацепившись за мысль об отъезде, начала мечтать о новом доме и вскоре новой любви.