Читать книгу - "Сексуальные преступления и симбиотические отношения: научное психоаналитическое исследование - Карола Ленэке"

демонстрируют, что дети с безопасным типом привязанности становятся подростками с аналогичными паттернами, но у отстраненного родителя вырастает избегающий ребенок, а у тревожного — ребенок с амбивалентным типом привязанности. Паттерны детско-родительских отношений и стили взаимодействия усваиваются и воспроизводятся со следующим поколением. Ребенок знакомится с родителями, узнает, как они позиционируют себя в мире, что думает и чувствуют, а затем интернализует их представления и эмоциональные оттенки. Интернализация и внутренняя переработка образов родителей также известна как инкорпорация «родительских репрезентаций». Ребенок интернализует эти репрезентации (субъективные образы) в интегрированные рабочие модели (системы взглядов). Эти рабочие модели руководят развитием образов себя и других и регулируют эмоциональные и когнитивные процессы. Привязанность — это динамический психический процесс, психическое состояние, которое передается через поколения и направляет и интегрирует эмоциональные и когнитивные процессы, а также обеспечивает доступность воспоминаний.

Нарушения привязанности в сочетании с такими неразрешенными травматическими переживаниями, как насилие, утрата, может привести к дефицитарному психосоциальному развитию или тяжелой психопатологии. Дезорганизованный стиль привязанности со стороны родителей может стать причиной антисоциального и эмоционально неустойчивого личностных расстройств или диссоциативных расстройств у детей.

5.12. Критические факторы и когнитивное развитие

Процессы мышления являются результатом биологического (церебрального) созревания и психосоциального развития. Сложные когнитивные функции, а также метакогнитивный контроль, эмпатия, (само) рефлексия проявляются в социальном контексте, в котором развивается ребенок. В то время как эти психические способности имеют нейрофизиологическую основу, есть основания считать, что их нарушение может возникать в раннем детстве в условиях дефицита безопасной рабочей модели.

У сексуальных преступников наблюдается дефект когнитивных функций. Выше уже рассматривались тяжелые искажения реальности, при которых ответственность за поступки возлагалась на других лиц. Мы также имеем основания говорить об экстернальном локусе (само)контроля или об экстернализации. Это бросающаяся в глаза характеристика сексуальных преступников. Нередко они отрицают любую причастность или перекладывают ответственность за свое поведение на внешние события. Часто также наблюдается дефицит эмпатии или ее полное отсутствие. Следовательно, преступник не имеет ни малейшего представления о том, как может себя чувствовать жертва. Р. Хейр продемонстрировал результаты фМРТ головного мозга испытуемых с личностными расстройствами, структурные особенности которых идентичны нормальным испытуемым, но функциональная активность имеет явные различия (R. Hare, 1993). Он пришел к выводу о том, что при личностных расстройствах лингвистический материал перерабатывается такими индивидами отличным от характерного для нормальных испытуемых способом. Переработка эмоций в этом случае осуществляется вне зон лимбической системы. Это не означает, что личностное расстройство и мозговые нарушения наблюдается у всех сексуальных преступников или у всех лиц с перверсией. Важно понимать, что подобное функциональное нарушение может стать результатом тяжелых нарушений привязанности или детско-родительских отношений в раннем детстве. Эмоциональный и когнитивный дефицит почти всегда сопутствует совершению преступлений. Структурные нарушения личности, нарушения контроля за импульсами и неадекватная переносимость фрустрации или агрессии обычно также сопутствуют эмоциональным и когнитивным ограничениям. Такой дефицит в первую очередь выражается в искажении реальности, экстернализации (ответственность возлагается на других), отнекивании, отрицании и диссоциативных нарушениях, при которых налицо искажение сознательного восприятия или представления. Билл ощущал себя так, словно в его мозге есть две комнаты. Честен жил словно в туманном, призрачном мире, будто оглушенный. Такой дефицит связан с нарушением Эго-функций: восприятия, представления, мышления, ощущения и фантазирования. Диссоциация вызывает чувство отчуждения. Человек в таком случае ощущает себя так, будто его мыслительные процессы, чувства, поступки проистекают не из его Я; он отчуждается от этих процессов.

Один из наиболее мощных интрапсихических импульсов для повторяющегося сексуального насилия — это фантазия. Фантазия связана с широким рядом когнитивных процессов. Независимо от того, сознательная она или бессознательная, существует целый набор когнитивных процессов, надежно сцепленных с эмоциями. Фантазию олицетворяет ее повторяющаяся природа. Фантазии преступников включают изнасилования и(или) убийства. «Планирование» сексуального преступления означает, что существует продуманный сценарий или стратегия. Обычно воображается сцена, на которой человек размещает сексуально возбуждающие и стимулирующие события. Тяга разыграть в реальности эти представления может стать безотлагательной. П. Диц и его коллеги (Dietz et al., 1990) в своем исследовании демонстрируют, как жестокие фантазии могут стать важным диагностическим критерием. Очень важно, переходит ли такая символическая деятельность в реальное поведение. Именно этот аспект и определяет, столкнется ли человек с законом, судебной психиатрией или никогда не попадет в сферу внимания этих служб, прибегнув к помощи специалиста. Контроль человека за своими побуждениями в значительной степени определяет силу собственного Я (Эго). Сила, слабость или дефицитарность Эго — это детерминанта контроля за импульсами, степени регуляции агрессии и толерантности к фрустрации.

Какой фактор торможения/фрустрации может иметь решающее значение в преступном поведении? Подход к оценке расщепления Эго и фантазии (см. случай Пола) играют равную роль в фазе прелюдии к преступлению. Расщепление можно понять через обращение к содержанию фантазии: например, некоторые фантазии мы утаиваем. Так делает большинство людей, одновременно осознавая, что их при этом нельзя воплощать в реальность. Они имеют свою внутрипсихическую нишу. Люди с сильной психической структурой (с сильным Эго), хорошим контролем за импульсами и поведением, зрелым чувством тестирования реальности четко оценивают собственные фантазии и удерживают их глубоко внутри. Для лиц с неадекватными когнитивными и эмоциональными способностями эта задача гораздо более сложная. При диссоциации проекции, идентификации и проективные идентификации, отщепление эмоций, качеств и аспектов реальности играют куда более значительную роль, чем объективная действительность. Эти механизмы позволяют конвертировать сексуальные фантазии в перверсное доведение, так как механизм расщепления искажает реальность, что позволяет преступнику избегать чувства ответственности. Расщепление Эго ослабляет механизмы торможения, которые регулируют совесть и стыд, блокируя их, поэтому отщепление извращенного поведения может проявляться без представлений о возможном наказании.

5.13. Многократная компульсия

Ранняя детская травма, хроническое аффективное и педагогическое игнорирование или другая негативная динамика объектных отношений в результате генерируют интрапсихические напряжения. Если эти напряжения сексуализируются и конвертируются в поведение, которое нарушает физическую целостность (сексуального) партнера, мы говорим о сексуальном преступлении. Считается, что фантазия или эротический сценарий являются прелюдией к преступному поведению. Она помогает конвертировать напряжение в сексуально девиантное поведение. Р. Прентки (Prentky, 1989) и М. Маккалох (MacCulloch et al., 1983) исследовали мотивационные паттерны противоправных действий сексуальных преступников. Они обнаружили, что им свойственны садистские сексуальные фантазии, в которых жестокие действия изначально разыгрывались лишь в воображении и только потом воплощались в поведенческие акты, в конце концов завершившись совершением преступления. Фантазия играет крайне важную роль в противоправных деяниях не только в качестве движущей силы, но также как руководство по воплощению и повторению. Р. Ресслер, А. Берджес и С. Дуглас (Ressler, Burges & Douglas, 1989) считают, что