Читать книгу - "Есть ли жизнь после Путина - Георгий Бовт"

Наш парламент, он вообще не про расчеты. Хотя с точки зрения технической и аналитической (формально) оснащенности он создавался как орган, который в состоянии выдать до деталей просчитанный законопроект, а не пафосную политическую декларацию о благих намерениях. Однако законов, годных для полноценного беспроблемного применения сразу после подписания, у нас на свет, как правило, производят мало.

Это даже хуже, чем раньше было с «Жигулями», которые надо было доводить до ума в гараже после покупки самим автоумельцам.

«Защиты от дураков» нет ни на одном этапе разработки законопроекта. Обсуждения в профильных комитетах с приглашением (выборочно, кого захотят) сторонних экспертов не являются эффективной мерой, гарантирующей качество. Институт лоббизма, когда на законной основе представители затрагиваемой отрасли могут хотя бы разъяснить законодателям, что они принимают, у нас неразвит и нелегитимирован. Он ошибочно понимается у нас лишь как примитивный подкуп законодателей, что давно не так в практике развитых стран.

В этом смысле сегодняшняя Дума гораздо меньше подвержена влиянию представителей реальной жизни извне парламента, чем в 1990-х. Это по-своему хорошо, но и плохо одновременно: сужается число участников выработки решений. И это на фоне сгинувшей внутрипарламентской конкуренции, когда так называемые оппозиционные фракции играют лишь согласованную для них роль марионеток партии власти. А чем меньше участников выработки решений и дискуссий, тем хуже качество решений. Штампуя все, что санкционировано сверху, без разбора, парламент ухудшает качество принимаемых законов. Совет Федерации также не заморачивается их детальным рассмотрением. По сути, в его лице в России нет второй полноценной палаты законодательной власти. Не налагает вето на негодные (даже не политически, а просто профнепригодные) законопроекты и президент.

Видимо, считается, что вето – это сигнал о кризисе системы и давать его не надо. Но это не так. Вето по идее неотъемлемая часть системы разделения властей нормального государства.

В итоге под алармистские вопли «как же нам теперь жить!» в роли пожарной команды выступает правительство, стремясь минимизировать ущерб, заложенный в некачественных законопроектах. Путем внесения разъяснений и толкований.

Так древние жрецы толковали «знаки свыше» на свой и правителей вкус.

Росалкогольрегулирование судорожно уточняет перечень товаров, которые будут выведены из-под регулирования. Молочники и парфюмеры надеются, что чиновники внемлют здравому смыслу и все исправят. Однако это системно неправильно. И противоречит основам парламентаризма: исполнительная власть не должна принципиально корректировать законы либо должна брать ответственность на себя, издавая соответствующие указы прямого действия. Но такая модель отношений законодателей и правительства стала уже нормой.

И в этом сказывается кризис всей государственной системы.

В свое время было много шуму по поводу закона о доступе к WI-FI чуть ли не по паспорту. Закон не отменен, но на деле не работает, поскольку абсурдный. Примерно такая же история была с законом о регулировании рекламного рынка в СМИ, на кабельных каналах, по части рекламы пива и т. д. Только силами соответствующего ведомства удалось частично минимизировать неоправданный (мотивация было чисто пропагандистско-политической) ущерб, нанесенный думцами медиаотрасли. За сам ущерб, разумеется, никто не ответит.

С сентября должен заработать закон об обработке персональных данных россиян на российской же территории.

По сравнению с ним закон о спирте в йогуртах и зубной пасте – детский лепет.

При буквальном толковании закона надо в России вообще запрещать весь Интернет, кроме того государственного сегмента, указ о котором давеча подписал Владимир Владимирович. Опять никто не знает, как будет работать то, что работать в буквальном смысле не может. Ждем толкований.

Чувствуя совершеннейшую политическую «безответственность» (а свобода законотворчества, конечно, часть любого нормального парламентаризма, законодатель в рамках отпущенного срока имеет определенную свободу рук от контроля избирателей, которые призывают его к ответу лишь на выборах), наши парламентарии продолжают «отжигать». Их ведь никто не одергивает особо и сверху, если они держат нос по ветру нынешнего курса в целом.

Законы у нас, увы, не носят в названии имен инициаторов, их вносивших, и страна не узнаёт этих героев. А наверху, похоже, исходят из того, что, мол, в крайнем случае одернем, остановим или выхолостим, применяя на свой манер (парламент же не вызовет на ковер за извращение сути законодательства). Но такая ситуация лишь подпитывает мотивацию у депутатов выдвигать как можно больше всяких инициатив, даже если они заведомо непроходные или абсурдные.

Считается, что важна активность сама по себе, которая есть залог включения в списки на следующих выборах.

Поэтому можно выдвигать обреченные на громкий резонанс законы о запрете абортов по системе ОМС, что-то запрещающее по части алкоголя, вообще по части морали и нравственности, нечто про очередной запрет или ограничение чего-нибудь иностранного (агентов, нежелательных организаций и пр.). На этом точно заработаешь много «галочек» у кураторов.

Так раскручивается маховик не столько даже законодательного безумия (хотя и его тоже), сколько производства множества неграмотных законов, которые в буквальном прочтении неприменимы в жизни и выглядят, как сказали бы раньше, актами саботажа и вредительства. Но вредительством их почему-то сегодня не считают.

2015 г.