Читать книгу - "Взрослые сказки о Гун-Фу. Часть 2: Тай-Цзи-Цюань - Михаил Роттер"

Во второй раз с бесконтактным воздействием я познакомился, когда к моему тогдашнему учителю Вану явился какой-то странный тип. Вообще-то к нему иногда приходили странные люди, ибо он славился умением «изгонять бесов» из человека, но такого еще не было ни разу. Одет посетитель был в какие-то отрепья и не стригся, думаю, с момента рождения. Не вступая в беседы, как это принято среди воспитанных восточных людей, он, даже не поздоровавшись, сообщил Вану, что проделал длинный путь пешком исключительно для того, чтобы одержать над ним верх в поединке.

Ван, который при мне ни разу не «потерял лица» (а что там было терять, лицо у него всегда было, как камень), спокойно и как-то даже слишком вежливо пригласил пришельца выпить с ним, стариком, чаю и, не торопясь, обсудить все то, для чего уважаемый незнакомец проделал такой длинный путь. Однако «уважаемый незнакомец» никак не хотел униматься и все требовал немедленного поединка. Мало того, видя, что Ван не выражает никакого желания драться с ним, он вытащил нож.

Тут мне стало по-настоящему интересно. Неужели этот дурачок собирался драться на ножах с Ваном, который зарабатывал деньги охотой на тигров, причем в качестве оружия использовал не автомат Калашникова, а лук и нож, которым он убивал тигра в тех случаях, когда одной стрелы оказывалось недостаточно, а он не успевал выстрелить еще раз. Конечно, среди тигров тоже попадались «мастера» и на теле у Вана были шрамы от когтей, но ни одной серьезной раны за всю свою долгую жизнь профессионального охотника он так и не получил. А может, дурачок хотел напугать Вана ножом? Еще смешнее!

Однако я ошибся. Дурачок действительно хотел напугать Вана, но только не ножом, а своей «железной рубашкой». Вначале он откромсал себе прядь волос, чтобы показать, что нож его бритвенно-острый. Затем высунул язык и принялся водить по нему лезвием. На языке не появилось ни царапины. «Рубашка» у незнакомца действительно была качественная. Ван наблюдал за происходящим с явным удовольствием.

– Вот, смотри, какая у уважаемого мастера отменно прочная «рубашка», – обратился он ко мне. – Не то что у тебя, бездельника.

Действительно, я так не мог, язык бы я точно порезал. Зачем только такой «прочный» язык? Он ведь нужен для того, чтобы есть, а не облизывать остро заточенный нож. Это же не конфета. А на теле у меня прекрасная «рубашка», Ван знает, лично опробовал. Даже его удар выдерживает. Вскользь, правда, и не в полную силу. Но нормальный человек такую защиту точно не пробьет.

А «уважаемый мастер», несмотря на доброжелательное спокойствие Вана, все не унимался, горя желанием с ним подраться. Видимо, поняв, что непрошеный гость все равно не успокоится, Ван величественно кивнул, выражая свое согласие на поединок.

Дальше стало совсем интересно. Пришелец, вместо того чтобы подойти поближе и драться руками и ногами, как все нормальные люди, стал делать руками какие-то странные пассы. Что это было, я не знаю, но выглядело все так, как будто он пытался воздействовать на Вана на расстоянии. До этого момента я был очень внимателен. В победе Вана над любым соперником я не сомневался ни секунды, но любой поединок настоящих мастеров – дело серьезное, один из участников обязательно будет убит или серьезно пострадает, тут не до шуток. Но, увидев, как кто-то пытается одолеть Вана, не приближаясь на расстояние вытянутой руки, я начал хохотать так громко, как никогда не позволял себе раньше в присутствии учителя. Это же надо до такого додуматься. Вана и дубиной не прошибешь (пробовали уже), а тут – на расстоянии!

Ван же оставался совершенно спокоен. Вдруг он сделал отстраняющий жест рукой и соперник, как-то странно подпрыгивая, отлетел, как сдутый ветром. Я был поражен: Ван не коснулся его, он «достал» его на расстоянии. При этом он сам не сдвинулся с места, а дурачок бросился бежать, все время оглядываясь. По-моему, он даже обмочился.

– Никто не приходил, ничего этого не было и ты ничего не видел, – спокойно произнес Ван и, не торопясь, отправился в хижину дописывать свою каллиграфию.

Зная Вана, я даже не пытался задавать вопросы о том, что это было. Однако, выждав несколько дней, я все-таки решился спросить, почему все это так секретно, ведь все знают, что Ван мастер рукопашного боя, а такие люди неизбежно дерутся. Кто больше, кто меньше… Ван ответил мне так:

– Большинство мастеров не умеют таких вещей. Есть немногие, которые овладели азами этого искусства и охотно демонстрируют его на людях, в основном на своих учениках. Тех же, кто умеет это по-настоящему, во всем Вьетнаме можно перечесть по пальцам одной руки. И то два пальца окажутся лишними. Такие люди вообще никогда «внутреннего искусства» на людях не показывают. Ты, например, хоть раз в жизни видел, чтобы твой дед делал что-то похожее?

– А что, мой дед один из трех человек во Вьетнаме, которые умеют это делать?! Он мне никогда об этом не говорил.

– Один, один. Только он никому об этом не говорит. Даже ты, его любимый внук и ученик, об этом не догадывался.

Это было правдой. Ни о чем подобном дед не говорил, тем более не показывал. Если бывала нужда «поучить» какого-то нахала, он делал это просто кулаком. И всегда хватало. С лихвой!

– Если такое умение представляет такой большой секрет, зачем же вы воспользовались им, мастер? – удивился я. – Ведь вы могли просто победить его в обычной рукопашной схватке, да и дело с концом.

– Чего уж проще, даже ты смог бы. Однако молод ты еще, людей не видишь. Он же не совсем нормальный, он же помешался на своем мастерстве, на своей железной рубашке. Я давно слышал про него и знаю, где он живет. Так вот, для того чтобы побить меня, он шел пешком не меньше месяца. Этого буйнопомешанного я не смог бы остановить, пришлось бы или калечить, или убивать. А так мы с тобой напугали его до мокрых штанов и все, больше к нам он уже не вернется. И, заметь, никому о том, что произошло, он и слова не скажет.

Когда я рассказал Мо об этих своих воспоминаниях, тот, как всегда, использовал их для того, чтобы дать мне очередной урок (впрочем, для этой цели он использовал все).

– Как ты думаешь, чему тебя хотел научить Ван, когда просил ни о чем никому не рассказывать?

– Думаю, ничему, просто не хотел, чтобы об этом кто-нибудь узнал, – пожал плечами я.

Тут Мо снова (давно, он кстати, этого не делал) произнес нечто мне совершенно непонятное:

«Безмолвие (мауна) – это состояние Милости,

единственный язык, всегда вибрирующий внутри».

– А это к чему? – удивился я.

– Если говорить просто, так, чтобы ты понял прямо сейчас, то твой уважаемый учитель Ван учил тебя мало болтать. Чем меньше говоришь, тем лучше, причем со всех точек зрения.

– А если сложно? – не выдержал я. – Может, я и пойму?

– Увы, не поймешь, традиция для тебя чужая. Хотя… – Тут он сделал паузу. – Я заметил, что, несмотря на свою явную и совершенно тобой нескрываемую нелюбовь к чтению, ты исправно читаешь те две книжки, что я тебе дал. Мало того, ты их цитируешь, причем почти всегда к месту. Если ты и третью осилишь…