Читать книгу - "Записки психиатра. Безумие королей и других правителей - Максим Иванович Малявин"

больней? Наследственность-то вон какая. Опекунский совет, что назначил Иван Васильевич незадолго до своей кончины, внушал: Иван Мстиславский, Иван Шуйский, Никита Юрьев, Богдан Бельский и шурин Федора Иоанновича, Борис Годунов (Федора к тому моменту оженили на Ирине Федоровне Годуновой). Внушать-то внушал, но как-то быстро закончился: кто в опалу попал, кто из Москвы куда подалее уехал, остался один Годунов. Выиграл, можно сказать, тендер на самого главного опекуна.

Одними улыбками странности царя Федора не ограничивались. Приметили, что на посольских приемах он откровенно скучает и вместо того, чтобы внимать послам заморским, расспрашивать их, ладно ль за морем иль худо и какое в свете чудо, – сидит и любуется скипетром и державою. Англичанин Джильс Флетчер, который выполнял дипломатическую миссию при московском дворе, писал: «Теперешний царь (по имени Феодор Иванович) относительно своей наружности: росту малого, приземист и толстоват, телосложения слабого и склонен к водяной; нос у него ястребиный, поступь нетвердая от некоторой расслабленности в членах; он тяжел и недеятелен, но всегда улыбается, так что почти смеется.

Что касается до других свойств его, то он прост и слабоумен, но весьма любезен и хорош в обращении, тих, милостив, не имеет склонности к войне, мало способен к делам политическим и до крайности суеверен. Кроме того, что он молится дома, ходит он обыкновенно каждую неделю на богомолье в какой-нибудь из ближних монастырей».

Зато как рады были лица духовные! Ну еще бы: царь, как в церковь ни придет, все колоколами заслушивается, да все время сам норовит на колокольню взобраться да лично перезвон устроить. Обедни с удовольствием слушает. Каждую неделю из Кремля на богомолье сбегает. Ну святой же человек. А что до странностей – так это явный признак святости. И не слабоумие то, а самое что ни есть юродство, то есть занятие зело богу угодное. Как бы то ни было, а на неполные четырнадцать лет царствования Федора Иоанновича страна получила передышку. И в чем-то эта передышка пошла ей на пользу: оправились от кризиса после Ливонской войны, укрепили южные границы, основав города-крепости Воронеж, Самару, Царицын, Елец, Кромы и Белгород. Завершился поход Ермака, и началось освоение Западной Сибири.

Да, Федор Блаженный царствовал, предоставив править Борису Годунову. Но ведь не мешал, с прожектами дурными не совался и вообще старался не трогать то, что худо-бедно работает, за что народ его любил и был ему безмерно благодарен.

А вот с детьми у блаженного царя как-то не заладилось. Дочь Феодосия умерла еще в раннем возрасте, а другими он так и не обзавелся. В итоге, когда он тяжко заболел (и снова поговаривают, что его, как и отца, отравили) и в час ночи 7 (17 по григорианскому календарю) января 1598 года почил в бозе, – прервалась и московская династия Рюриковичей. Россию ждали годы Смутного времени.

Мустафа I: безумный-то безумный, а в султаны дважды ходил

Сведения о пятнадцатом султане Османской империи изобилуют пробелами. Даже с годом рождения не все до конца понятно: большинство сходится на том, что появился он на свет в провинциальной Манисе, и было это в 1591 году; но есть и те, кто уверяет, будто родился мальчик в Стамбуле, и год рождения… ну никак не позже 1603. Отцом мальчика был Мехмед III, на тот момент еще шехзаде. Матерью же… поговаривают, что Халиме-султан, но это опять-таки не точно.

Вскоре, в 1595 году, умирает султан-дедушка. «Вах, гробы подорожают!» – уверяют знающие люди. И точно: мальчик вместе с отцом (по совместительству новым султаном) и матерью переезжает в Топкапы, султанский дворец, откуда вскоре выносят девятнадцать домовин. Мехмед III не стал пренебрегать правом, что давал ему один из пунктов, прописанных в Канун-наме Мехмеда Фатиха, и распорядился удавить по-тихому всех возможных конкурентов. А то развели тут, понимаешь…

Правда, и сам Мехмед III в султанах не сильно задержался: всего-то восемь лет было ему отмерено кисметом. 22 декабря 1603 года в возрасте тридцати семи лет он скоропостижно скончался. От каких-то естественных, но загадочных причин. То ли сердечный приступ острым кинжалом, то ли аллергия на шелковую удавку с фатальной асфиксией, то ли синдром острого дефицита митридатизма, а может, и в самом деле сказалось потраченное в политической борьбе здоровье. Да только новым султаном стал тринадцатилетний Ахмед I. Гробовщики снова оживились и потерли мозолистые ладошки, но Ахмед наотрез отказался изводить младшего брата: и жалко пацана, и у самого пока наследники только планируются, когда он, наконец, узнает технику процесса их появления. А ну как сам помрет, не испытав любви, так что – и всей Османской империи кранты? Нет уж, пусть будет хоть такая, но страховка. Пока же пусть этот Мустафа, что ли, в Кафесе посидит. А потом, если мысли привести закон Фатиха в исполнение у Ахмеда и появлялись, так ведь и Луноликая Кесем у него появилась. И начала разыгрывать свою многоходовочку, пользуясь тем, что молодой, но уже султан от нее без ума. Мол, пусть себе живет братишка, ты же видишь, что он столь же безопасен, сколь и бесполезен для империи – ну кому в голову придет делать на него ставки! Он же, как говорят северные гяуры, юродивый, и не надо брать грех на душу. Позже этот прецедент вполне оправдает ожидания Кесем и сохранит жизнь уже ее собственному сыну, Ибрагиму (на что, собственно, и был расчет).

А 22 ноября 1617 года двадцатисемилетний Ахмед I умер от сыпного тифа. И в султанском дворце схватились за волосы и за бороды: ну как так можно! Покойный Ахмед, видите ли, человеколюбие проявил, а нам теперь мучайся: соискателей-то на вакансию султана аж целых два! Мустафа постарше, да глуздом слаб. Вон, когда ему в Кафес приносят еду и питье, бьется в истерике, кричит и прячется, всякий раз думает, что убивать или травить пришли. Ну не то чтобы совсем безосновательно так думает, но чего параноить-то сразу? А Осман Ахмедыч – он ведь еще совсем мелкий!

Глава черных андроидов… простите, евнухов кызляр-ага Мустафа топил за Османа: дескать, совсем, совсем башка у Мустафы слабая и квадратная, нельзя на нее султанскую чалму повязывать. А шейх-уль-ислам Ходжасадеттинзаде Мехмет Эсат-эфенди и зам великого визиря Софу Мехмед-паша уверяли: пусть-де лучше он, чем совсем маленький Осман: люди же засмеют, совершенно справедливо не поверив, что малец что-то там может решать.

Так и стал шехзаде Мустафа пятнадцатым султаном Османской империи, Мустафой I, создав прецедент в порядке престолонаследия: на этот раз власть была передана не