Читать книгу - "Страсти в нашем разуме. Стратегическая роль эмоций - Роберт Фрэнк"

Полезно различать коммуникацию, которая имеет место между сторонами с общими целями, и коммуникацию между сторонами, потенциально находящимися в конфликте. Жабы, ищущие партнера, очевидно попадают в последнюю категорию, партнеры по бриджу — в первую. Когда игрок в бридж использует стандартные правила ставок, чтобы что-то сообщить своему партнеру, у последнего нет причин не принимать это сообщение за чистую монету. Никто из игроков не выигрывает от обмана других. Коммуникация в данном случае — сугубо проблема передачи информации. Нужно только расшифровать сообщение. Если исключить ошибки, сама его достоверность не ставится под вопрос.

Совсем иначе обстоит дело, когда у будущих коммуникаторов есть конфликт интересов, хотя бы потенциальный. Предположим, игрок в бридж прошептал оппоненту слева: «Я всегда делаю консервативные ставки». Что должен заключить его оппонент из этой ремарки? Она совершенно ясна. Тем не менее, если считать, что все стороны рациональны, отношения между ними таковы, что это высказывание не может содержать реальной информации. Если репутация консервативного игрока дает преимущество, у него будет достаточно оснований называть себя таковым независимо от того, правда это или нет. Высказывание ни достоверно, ни недостоверно. Оно просто не содержит информации.

Сигналы, которые нас здесь интересуют, — это сигналы сторон, которые хотя бы потенциально конфликтуют друг с другом. Нас, например, будут интересовать сигналы, передаваемые двумя сторонами, имеющими дело с дилеммой заключенного или с другой проблемой обязательства. Если стороны эгоистичны, высказывания вроде «Я не предам» проблематичны по тем же причинам, что обсуждались в случае соперников по игре в бридж. Они скорее всего просто не сообщают никакой информации.

Но если игроки не целиком эгоистичны, как они могут об этом сообщить друг другу? Просто сказать об этом недостаточно. Действительно, многие задавались вопросом, могут ли соперники в принципе сообщать друг другу информацию о своих намерениях^[67].

Однако мы хорошо знаем, что соперники могут сообщать информацию, имеющую стратегическую ценность. Способны же жабы передавать такую информацию. Но не просто говорят: «Я — большая жаба». Имплицитная заявка большой жабы достоверна только благодаря физическим барьерам, которые не дают мелким жабам издавать низкие звуки.

Некоторые авторы считают, что передача информации о размере и других физических характеристиках фундаментальным образом отличается от передачи информации о намерениях^[68]. И все же намерения часто являются столь очевидной производной от способностей, что польза от такого различения не всегда ясна. Жаба может разумным образом заключить, что соперник с кваканьем низкого тембра «намеревается» принять бой, если ему бросят вызов. В этом свете намерение — это просто рациональное предсказание того, что сделает индивид с данными характеристиками. Эмоциональная склонность к реакции определенного рода — это тоже характеристика, ничуть не меньше, чем кваканье низкого тембра. С точки зрения любых практических целей соперник, который распознал такую характеристику, распознал и намерения своего врага.