Читать книгу - "Женское одиночество. Может ли оно не быть трагичным? - Марина Кравцова"

Однако “надежда умирает последней”: а вдруг есть шанс? А вдруг он действительно разведен? Кто-то говорил, что у него лишь формальная семья. И я пыталась общаться с Y, как со всеми, чтобы побольше узнать о нем. Однако в присутствии Y. сердце колотилось, меня словно парализовывало и слова не шли с языка. А со стороны я, наверно, выглядела мрачно, угрюмо, что могло восприниматься им в свой адрес и отталкивать. И Y уже не так активно и часто заговаривал со мной и, казалось, шарахался от меня. Может, испугался, почувствовав, что я к нему питаю (меня мог выдать взгляд и что-то в поведении)? Всякие доводы лезли в голову, и многие его поступки трактовала в свой адрес. Превратилось в мучение – ходить на работу и видеть недосягаемого Y, зная, что “никогда”…

Когда я поняла, что у меня два пути – или выкинуть все это из головы, или я заболею, – то попыталась взять себя в руки и сопротивляться страсти (здесь уже действовал инстинкт самосохранения). С Божией помощью. Он всегда рядом и готов нам помочь, если только мы Его сознательно не оставляем, меняя на нестоящее, тленное. Батюшка сказал: “Молитесь, чтобы Господь отнял это чувство”. И процитировал одного старца: “Мы не властны над мыслями, но мы властны не вить гнезда, где они бы жили”. Также помогало задетое самолюбие: раз на меня не обращают внимания, то какой во всем смысл? И я “не отставала”, максимально показывая, как “не обращаю на него внимания”, проходя мимо него с таким выражением лица, что его вообще нет, пустое место.

Я понимала, что это уже болезнь, даже если вдруг чудом окажись чувство взаимным, я не смогла бы адекватно общаться с Y. И я взмолилась: “Господи, дай мне равнодушие к Y.! Ничего сейчас больше не надо!” Так меня “скрутило” внутреннее обстояние, что даже об отвращении к Y просила.

Прошение почти исполнилось. Я стала трезвее смотреть на Y, воспринимая его даже внешне по-другому. Стало появляться ощущение неестественности, надуманности всего этого чувства, словно оно обращено не к реальному Y, а вымышленному объекту, многие черты которого додуманы. С удивлением косилась на носовой платок, пропитанный слезами безысходности и отчаяния. А тогда ведь рыдала так, словно оплакивала умершего. Исповедовалась и причастилась. Заказала молебен свв. мчч. Киприану и Иустине. И, как казалось, случайно, в проповеди батюшка сказал, что “порой лукавый нам внушает, что хождение в храм и святость – что-то серое, скучное, неинтересное, а мирские интересы и страсти – заманчивые, яркие, красивые”. Я поняла, что мы часто, неудовлетворенные жизнью, жалеем себя и придумываем кумиров, наделяя их желаемыми свойствами; изобретаем причины скорби, таковой на самом деле не имея, подгоняем событие или чувство (здесь – желание любить и быть любимым) и наше внутреннее влечение к печали – под первый попавшийся объект. А затем верим в это соответствие и не хотим, а потом и не можем избавиться от него, погружаясь все глубже и глубже в страсть. А когда уже невмоготу, мы так глубоко погружены и зависимы от нее, что приходится лечить хирургическим путем. И я решила: бой страстям и романтике! Но не тут-то было. Наверно, придется, вытравливать чувство долго и мучительно. Главное – не соскользнуть на эти мысли, не представлять Y, стараться быть довольной своей судьбой. Ведь эта моя тоска “а как у него?” – непризнание своего пути и воли Божией обо мне. Хорошо бы больше не встретить Y и “протянуть” в том же духе. Господи, дай равнодушие к Y!

Но оставалось еще четыре дня. Да, говорила я себе: опыт есть, время лечит. Однако программа саморазрушения была запущена, и уже не хотелось “слезть с иглы” этих навязчивых мыслей, хотя знала, что это все самообман. И мысли об Y, вернее, его образе, навязчивом образе, к которому привыкла, снова казались льстиво приятными и заполняющими душевную пустоту, и от них не хотелось избавляться. Да, причина во мне самой, надо менять себя. Я попыталась смириться. Ведь “сила Божия в немощи совершается”.

Накачавшись валерьянкой, доходила оставшиеся три дня на работу, стараясь не сталкиваться с Y (но, как теперь считаю, “не использовала последний шанс”). Были даны силы воспринимать все отстраненно и даже говорить с ним по работе. И казалось, что все позади. Но не тут-то было. Надежда даже в последний день теплилась. А программа саморазрушения все еще действовала. Согласно ей, я же должна “оплакать”, что “мы расстаемся навсегда”. Такая вот драматизация. Но удивлялась своему спокойствию, когда в последний день после прощального банкета, сказав обычное формальное “до свидания”, “мой” Y спокойно ушел, словно завтра придет снова на работу. Ушел к своим делам, к жене, наверно, готовиться к поездке в отпуск. А для меня скорее всего – навсегда. Но опять поразительное спокойствие. Однако, придя домой, дала волю своим чувствам, снова погружаясь в отчаяние и безысходность. Может быть, надуманную? А в мыслях словно голос шептал: “Навсегда!” Или: “Оттолкнула хорошего человека, сама, своими руками, а семья-то формальная у него, ее-то и нет…” А еще: “Да ладно, тебе все это показалось”. До сих пор не пойму, что показалось, а что было с его стороны. Может, у меня “бред отношения”? И все-таки где-то в глубине не оставляет надежда. Кто бы ни убеждал, все еще кажется, что Y тоже так где-то сидит и вспоминает меня. Ведь так хочется в это верить. Однако опять мысль: “Ты это все пишешь, а он сейчас развалился перед телевизором и уже давно забыл о твоем существовании”. Неужели это не отрезвляет?

Теперь после всего этого не знаю, смогу ли, захочу ли с кем-нибудь общаться. А вдруг опять не так пойму?

Мечтаю о том моменте, когда, читая эти строки, подумаю: “Какая глупая я была, когда писала все это!”

Но для чего же это все было попущено Богом?

За самонадеянность – я была уверена, что выше этого, что смогу своими силами противостоять симпатии (окажись Y женат), часто давая советы по этому поводу безнадежно влюбленной знакомой: “Он не стоит того, это лишь болезнь и «прилепление к земной твари»”. А сама пропустила мысленный прилог и не заметила, как погрузилась в страсть и стала от нее полностью зависимой. Если человек считает себя выше какой-то страсти, то Господь попускает ему впасть в нее, чтобы не превозносился, и только с Его помощью получается из нее выбраться.

Чтобы не считала себя выше “мирских”, многие из них намного лучше меня, у них есть чему поучиться. В данном случае у Y – спокойствию, скромности, вежливости, умению общаться с людьми.

С помощью этого обстояния, как ни странно, исцелилась от других страстей, под властью которых жила, не сознавая этого. Однако смогу ли исцелиться от этой? Недавно сотрудница (во время типичного разговора за чаем с обсуждением мужчин, в т. ч. Y) вдруг мельком сказала: “Да что ты, он же разведен”. И опять закрутилось: “А вдруг?”

Только теперь когда? Ирина А.»

Комментарий психолога:

«Такая “любовь”, вернее, страсть, как правило, на расстоянии, свойственна определенному типу личностей. Это часто незаурядные, творческие люди, с богатой фантазией и воображением. Они жаждут любви и стремятся быть любимыми, часто не осознавая это и считая себя недостойными любви. Однако сознательно или подсознательно выбирают ситуации, когда общение или взаимность заведомо невозможны или маловероятны. Этим людям свойственно кумиризировать и идеализировать объект симпатии, который часто перерастает в страсть. Если на фоне отрицательного личного опыта присутствует еще и депрессивный фон, плюс внутреннее эго-влечение к печали (кстати, Х, к счастью, сознает это), то ситуация усугубляется.