Читать книгу - "Парни и секс. Молодые люди о любви, беспорядочных связях и современной мужественности - Пегги Оренстейн"

Некоторые мужчины-исполнители с возрастом выражают сожаления по поводу своего поведения в молодости. В январе 2018 года американский рэпер Джей-Зи высказался в поддержку движения #MeToo, хотя на тот момент использовал слово «сучка» в 109 из 217 песен и построил свой бренд на таких строчках, как «Я сутенер во всех смыслах этого слова, сучка». Рэпер Нас, который когда-то писал о том, что хочет помочиться на «сучек, которых знает весь мир» и «разодрать им анус», жаловался в своей песне «Дочери», что Бог мстит «самым дерзким и нахальным, что разбивают всем сердца», делая их отцами «удивительных маленьких девочек». А в сингле 2018 года «Жестокие преступления» Канье Уэст называет героев своих текстов «дикими монстрами», «сутенерами» и «плейбоями», пока у них не родятся дочери. Потом он писал «Отец, прости меня», тоже взывая к высшей власти, «я боюсь кармы». Все трое в буквальном смысле запели совсем другую песню, после того как стали родителями. Конечно, любые позитивные изменения достойны похвалы, и я рада, что они узрели пусть еще робкий, но все же свет, но, как написала критик-культуролог Дара Матис по поводу Уэста: «Дочери — не духовное возмездие за ваше женоненавистничество»^[88]. И они точно не наказание (что тогда говорить о сыновьях?) и не «крошечные духовные маяки, посланные нам, дабы открыть глаза на то, что девочки и женщины тоже люди». Да и стенания Уэста мало что значат. Через шесть месяцев после «Жестоких преступлений» Уэст записал песню «Я тащусь» с рэпером Лил Памп. В клипе они повторяют фразу «Ты такая шлюшка, я тащусь» и вальяжной походкой идут по коридору с нишами, в которых обнаженные, безликие женщины стоят на коленях, а их руки как бы связаны за спиной. Единственное отличие между этим — кстати, крупнейшим глобальным хип-хоп-дебютом на YouTube — и настоящей порнографией заключается в том, что клип Канье финансировала мейнстрим-компания Warner Brothers и показан он был, пусть и с более приглаженными для телевидения словами, в программе Saturday Night Live.

Тело — вещь уязвимая

«Не буду врать, — признался Мейсон. — У меня такое ощущение, что я играю в догонялки, когда люди говорят о сексуальном опыте».

Порнография никак не способствовала его сексуальным достижениям в реальной жизни. Наоборот. Он даже избегал такой простой вещи, как поцелуй, почти всю старшую школу, поскольку боялся, что без «опыта» он сделает что-то не так. То, что он видел на экране, никак не подготовило его к тому, какими неловкими могут быть настоящие отношения или как вообще выстроить общение с партнершей. Он думал, что должен знать все. Его девушка в старшей школе впервые занялась с ним оральным сексом, когда они были в выпускном классе, — в основном, как он думает, из чувства вины, что она отказалась спать с ним (ее «нет» в тот момент, когда он готовился войти в нее, было таким тихим, что он едва расслышал). Однако поскольку они никогда не обсуждали эту ситуацию, у него нет уверенности. В любом случае он в процессе потерял эрекцию, девушка остановилась, и они молча оделись.

Поэтому я спросила Мейсона, когда у него в первый раз был проникающий секс.

Он поднял взгляд на потолок, потеребил помпон на шапке, прищурился, будто пытался вспомнить. И наконец сказал: «В пятницу».

«То есть пять дней назад?» — переспросила я.

Он кивнул.

Он познакомился с девушкой, Джинни, за пару недель до вечеринки. Они так накурились травки, что не могли встать с дивана. Немного придя в себя, она пригласила его к себе в общежитие, и там они целовались и обнимались. Но когда она оседлала его, эрекция пропала. Парень во всем винил травку — хотя еще не доказано, что марихуана влияет на эрекцию так же, как алкоголь^[89]. Однако мне он признался, что просто боялся. Так что они обнимались и целовались еще немного, а потом Мейсон ушел.

На следующий день Джинни написала ему и предложила снова встретиться. На этот раз он был трезв как стеклышко, но все равно нервничал: что, если опять выйдет промах? Чем больше он думал об этом, тем больше нервничал. Когда он попытался надеть презерватив, он снова потерял эрекцию.

«Не волнуйся», — уговаривала Джинни.

Мейсон попытался выкрутиться: «Да это вчерашняя травка не отпускает». Ничего страшного. Или, может, он надышался у друзей, которые курили в тот день. Он и сам понимал, как глупо это звучит. Джинни казалась такой уверенной, она прекрасно знала себя и свое тело. Она могла говорить о своих желаниях и ограничениях, была эмоционально открытой и экспрессивной. И это напугало его до смерти. «Я подумал: “Черт! Эта девчонка знает, о чем говорит!” — сказал он. — А я тут пытаюсь пережить травму многолетнего пристрастия к порнографии, пытаюсь отделить свои желания в мире фантазий от того, что мне и правда нравится в реальной жизни».

Неделю спустя Мейсон сходил на студенческий спектакль, в котором играла Джинни. А потом они снова пошли в ее общежитие. На этот раз Мейсон отказался от интима якобы из-за рыцарской учтивости: на следующий день у нее был еще один спектакль, и он решил, что не должен задерживать ее допоздна.

«Можно задать тебе вопрос? — спросила девушка. — Ты когда-нибудь делал это?»

Раньше Мейсон соврал бы в ответ на такой вопрос в постели с партнершей или, как недавно случилось, во время разговора с друзьями на работе. «Как парень, ты считаешь, что обязан иметь этот опыт, — сказал он мне. — А если ты девственник, нужно увиливать от ответа как можно дольше». С Джинни все было по-другому. «Я решил сказать как есть, — вспоминает он. — Я ответил: “Нет. У меня был сексуальный опыт, но не секс”».

«Ты дорожишь своей девственностью? — спросила Джинни. — Хочешь, чтобы твой первый раз был запоминающимся?»

Мейсон на секунду задумался. «Да нет, — сказал он. — Я буду рад заняться сексом, если подвернется случай, но я не ставлю себе такую цель, когда знакомлюсь с девушкой. Я думаю: “Она классная? Мне нравится с ней общаться?”»

Они проговорили больше часа; Мейсон признался Джинни в своих переживаниях, в неумении выражать эмоции. Когда они снова принялись целоваться, все вдруг встало на свои места. «Это было как в книге, — вспоминает Мейсон, — потому что мы проговорили целый час, и я смог расслабиться. Будто после того разговора мне стало удивительно комфортно с ней. Все, что тревожило меня в прошлые разы, исчезло. И я понял: если я не могу быть полностью уязвимым, мысленно и эмоционально, это мешает мне быть уязвимым физически. Потому что обнаженное тело — это очень уязвимая вещь, понимаете?»

Мейсон посмотрел мне прямо в глаза, и я кивнула. Конечно, так и есть. И это совсем не то, к чему взывают порнография и популярные медиа. «Кажется, вы хорошо понимаете друг друга», — заметила я.

«Да», — согласился Мейсон. Он не знает, как будут развиваться отношения с Джинни. Он не знает, чего он сам хочет. Все только начинается. Возможно, их связь перерастет в нечто более прочное и стабильное. Возможно, они будут регулярно заниматься сексом, или же все сойдет на нет. В любом случае он рад, что познакомился с Джинни. Потому что сейчас, по его словам, он знает, чего ищет, — и знает, что не найдет этого на порносайтах.