Читать книгу - "Обретение смысла во второй половине жизни. Как наконец стать по-настоящему взрослым - Джеймс Холлис"

Первую категорию неизбежной экзистенциальной травмы детства можно назвать переполнением, а именно переживанием основополагающей беспомощности в столкновении с окружением. Это переполняющее окружение может состоять из инвазивного родительского присутствия, социально-экономического давления, биологической неадекватности, событий в международном масштабе и т. д. При этом центральное послание остается все тем же: бессилие изменить положение дел внешнего мира. Это послание может быть интернализировано и распространено на стратегии адаптации почти бесконечным разнообразием способов. И все же можно выделить три основные категории рефлективной реакции.

Здесь важно помнить: все, что мы делаем как взрослые, логически обосновано, если мы понимаем бессознательную психологическую предпосылку, из которой вытекает сам поступок. Рефлективное поведение или отношение – это выражение состояния, которое является предсознательным, деривативным и представляет собой причину наших реакций. Таким образом, мы никогда не делаем ничего внезапно, мы негласно выражаем логику внутреннего опыта, даже если посыл является глубоко ущербным, неправильным, порождением другого времени и места и всецело игнорирует то, что сам взрослый человек считает истинным и правильным.

Так каковы же эти три категории рефлективной реакции на экзистенциальную травму переполнения? Обратите внимание на то, что покажется уже знакомым, поскольку все мы так или иначе обращались к этим логическим стратегиям, а многие из нас продолжают и сегодня пользоваться ими.

Учитывая послание, что мир больше, сильнее, мы, во-первых, можем постараться логически избежать его потенциально карающего воздействия, отступая, избегая, откладывая, прячась, отрицая и диссоциируя. Кто не избегал того, что казалось болезненным или подавляло? Кому не случалось забывать, откладывать, отмежевываться, вытеснять или просто-напросто спасаться бегством? Всем и каждому из нас. А для некоторых эти примитивные защиты становятся глубоким запрограммированным паттерном неприятия масштабных требований жизни. Для ребенка, который глубоко пережил переполнение миром, испытал не на словах, а на деле всю сокрушительность психологической инвазии, мотив уклонения может со временем стать доминирующим в таком личностном расстройстве, как аутизм, который еще называют синдромом «неконтактной личности». Уклонение, диссоциация, подавление становятся первой линией обороны для тех, кому не хватило ресурсов другим образом защитить уязвимость своего состояния. Однако ситуация становится проблематичной, когда подобные рефлективные реакции начинают принимать решения за нас и узурпируют сознание с его более широким спектром альтернатив. Мне довелось видеть немало тех, кто связал свою жизнь с нелюбимым человеком, и все потому, что они, как им представлялось, были не способны первыми заговорить с тем, кто казался им по-настоящему привлекательным. Они рефлективно напитали этого другого такой перенесенной мощью, что просто боялись подойти к этому человеку. Еще для кого-то уклонение проявляется в отказе поступать в колледж, или обратиться к сфере деятельности, предъявляющей большие требования, или рискнуть раскрыть свои таланты миру, требования которого кажутся неподъемно тяжелыми.

Вторая логическая реакция на переполнение обнаруживается в наших многократных попытках взять ситуацию под контроль. В наиболее примитивной форме она может проявиться тогда, когда ребенок, которому была нанесена глубокая травма, вырастает в социопатичную личность, обслуживающую прочно усвоенное корневое послание: «Мир жесток и бесцеремонен. Поэтому бей и хватай первым, иначе тебя побьют и оставят ни с чем». В большинстве своем мы усваиваем другие, менее экстремальные механизмы разрешения проблем. Скажем, можно обратить свой взор на образование как способ лучше понять окружающий мир, ибо понимать – значит контролировать… хочется верить, что это так и есть. К примеру, по утверждению некоторых специалистов, страх смерти и умирания сильнее у профессиональных медиков, чем у обычных людей. Если дело действительно обстоит так, тогда остается предположить, что врачи – люди, которые прикладывают «героические усилия» для спасения жизни и воспринимают смерть скорей как врага, чем как природный процесс, – могут служить примером рефлективной реакции на экзистенциальное послание переполнения.

Все мы с большим или меньшим успехом пытались добиться контроля над окружением, чтобы не дать ему возможности контролировать нас. К откровенному насилию прибегают многие, от мелких диктаторов до домашних тиранов, неуравновешенных и агрессивных. Неукротимое желание власти – прямое свидетельство внутреннего бессилия. Едва ли они способны понять, что своим поведением упорно демонстрируют лишь то, что напуганы и не уверены в своем положении. Один из моих пациентов решил стать офицером полиции, потому что пистолет и полицейский жетон, в его представлении, означали непререкаемый авторитет, чего ему так недоставало в детские годы, когда он сталкивался с проявлением физического насилия со стороны эмоционально неуравновешенной матери. Женившись не один раз, он неизменно скатывался к словесному и физическому насилию в отношениях с каждой из своих жен. Другие, отказавшись от идеи добиться открытого контроля, находят выход в том, что мы обычно определяем как «пассивно/агрессивное» поведение. Такой человек, на первый взгляд, всегда готов прийти на помощь, но неприметно будет саботировать общие усилия, в самый неподходящий момент вставлять едкое, критическое замечание, никогда не доводить до конца начатое, тем самым занимая позицию силы, замаскированную под кажущееся бессилие. Сомерсет Моэм в рассказе «Луиза» показывает такую женщину: притворяясь тяжело больной, она пытается контролировать других людей. Ее болезни начинают резко обостряться всякий раз, когда те поступают по-своему, и Луиза тут же одергивает и без того короткий поводок, на котором держит своих ближних.

Эта тонкая и ранимая душа отправила двух мужей могилу. Когда же долготерпению ее дочери пришел конец, и та решила выйти замуж и жить самостоятельно, Луиза и здесь оставила за собой последнее слово и в этот раз умерла по-настоящему. Можно лишь догадываться, во что превратится дальнейшая жизнь ее дочери, теперь уже с психологическим доминированием этого пассивно-агрессивного, контролирующего призрака. Подобные контролирующие типы поведения, основанные на ранних и чрезмерно обобщенных заключениях, могут не только управлять нашей жизнью, но и больно ранить тех, кто нас окружает.

Не следует также сбрасывать со счетов силу мира, которая также оставляет на нас свой глубокий отпечаток. Отсюда еще одна, уже третья категория логической реакции и уж точно наиболее распространенная: «Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало!» Большинство детей приучаются получать любовь, взамен выполняя то, что от них требуют, ожидают или просто предполагают другие, начиная с мамы и папы. Приспособление – это приобретенная реакция, а временами и просто необходимая для того, чтобы цивилизация могла выжить. Но когда повторяемая аккомодация начинает попирать желания внутренней жизни и превращается в насилие над цельностью личности, последствия могут оказаться весьма неприглядными. Заметьте, как много вежливых слов мы выучили, приспосабливаясь к своему приспособленчеству. Характеризуя кого-то, мы можем сказать о человеке, что он «приятный», «дружелюбный», «обаятельный», «обходительный» – а чаще всего просто «хороший». Но когда человеку достаточно долго навязывают эти ярлыки, принуждая к определенному типу поведения, его внутренняя жизнь может оказаться под ударом. Нам ставят условие, что мы должны вести себя хорошо – но постоянно, некритично продолжая вести себя только хорошо, мы рискуем не только потерять цельность через рефлективные реакции; так можно потерять власть над собственной жизнью, право жить так, как считаешь нужным. (На самом деле ставки здесь, конечно же, еще выше. Изучение тоталитарных систем или любого общества с сильным коллективным давлением показывает, что через запугивание большинство, если не все, становятся «хорошими гражданами», иначе говоря, покорными, угодливыми и, в конечном итоге, пособниками злодеяний таких режимов.)