Читать книгу - "Психология женского насилия. Преступление против тела - Анна Моц"

сложность ее отношений с партнером и бессознательные потребности, в том числе отказ от агрессии. Игнорирование этих потребностей приведет к сговору с клиентом по вопросу отказа от гнева вместо того, чтобы помочь интегрировать его и управлять им, прослеживая его истоки. Судебная психотерапия предлагает модель щепетильной работы с людьми, которые убивают.

Один из способов избежать морального порицания тех, кто связан с убийствами, — это отрицание их агрессии, рассмотрение их исключительно как жертв. Эта точка зрения является психологически неточной и терапевтически бесполезной. Ее можно квалифицировать как отрицание со стороны помогающего, что требует рассмотрения на сеансах супервизии; пристальное внимание к бессознательным процессам создаст более сбалансированное и сложное понимание. Это заблуждение может стать еще более сильным, когда имеет место выраженное внешнее сходство между терапевтом и клиентом, например, по возрасту, полу и этнической принадлежности, которое позволяет легко проследить идентификацию. Могут иметься веские причины для того, чтобы именно женщина-терапевт работала с женщиной-убийцей, но их следует тщательно контролировать в каждом отдельном случае.

Заключение

Женский гомицид и отрицание насилия

Как и почти во всех случаях женского насилия, принятие того факта, что убийство совершено женщиной, требует отказа от общепринятых взглядов на насилие и женственность, которые отрицают саму возможность, что женщины могут убивать и в некоторых случаях имеют для этого веские основания. Тогда же, когда избиваемые женщины убивают своего жестокого партнера, их предыдущая роль жертвы делает такое насилие еще более экстремальным и отвратительным. Несоответствие образов избиваемой, покорной женщины-партнера, и женщины, предпринимающей насильственные действия для уничтожения своего агрессора, создает серьезные трудности у тех, кто пытается понять и объяснить ее действия. Еще труднее, возможно, принять факт ее рациональности, и потому она воспринимается как сумасшедшая или злая женщина, которая могла, если бы только попыталась, найти другие пути выхода из ситуации. Свидетельства рациональности при планировании убийства, которые могут иметь место в случае избиваемой женщины-убийцы, воспринимаются судом так, что убийство не могло быть самозащитой: раз у женщины было время все спланировать и подготовиться, значит, в момент убийства угрозы ее жизни не было. Те, кто видят в женщине расчетливого убийцу, который безжалостно убивает, не находясь в непосредственной опасности, отрицают историю жестокого обращения и запугивания по отношению к ней и ее детям. Отрицается также и угроза ее психологическому выживанию и отчаяние, с которым она реагирует на эту психическую опасность. Как подчеркивает Юинг, говоря о «психологическом исчезновении», это борьба — как психическая, так и физическая, не на жизнь, а на смерть.

Более широкий контекст

Насилие в семье является настолько эмоциональным и болезненным явлением, что хочется упростить его динамику, не обращая внимания на ее сложный характер и роль каждого партнера в поддержании деструктивного взаимодействия. Рассматривать женщину как пассивную жертву — значит отрицать женский фактор, но не менее опасно игнорировать социальные силы, которые создают для нее ограниченный выбор. Поражает отказ от признания психического конфликта и амбивалентности как в мужчине-насильнике, таки в женщине, которая его убивает. До тех пор, пока не будет признана сложность индивидуальной, межличностной и социальной динамики, поддерживающей насильственные отношения, мотивации женщин, которые убивают своих жестоких партнеров, будут по-прежнему упрощаться и неправильно истолковываться. Женщина, которая убивает, будет либо осуждаться, либо прославляться. В любом случае она будет выведена из сферы жизни обычного обывателя и будет рассматриваться как экстраординарная личность, что к сожалению, не учитывает тот факт, что она является частью большого мира, населяемого многими женщинами — жертвами насилия в семье, большинство из ко-торых не совершают убийств.

Между тем очень важно определить факторы, отличающие женщин, которые убивают своих жестоких партнеров, и тех, кто этого не делает, и, главное, устранить эти факторы, как внутренние, так и внешние, войдя в положение большого числа женщин, которые в течение многих лет подвергаются насилию в семье. Психологи-ческое вмешательство может и должно происходить в контексте социальной поддержки и понимания более широких проблем угнетения, сексизма и несправедливости.

ЧАСТЬ IV.

Клиническое применение

Глава 9.

Работа с женщинами, которые убивают[2]

Мы все подвержены возникновению мыслей об убийствах, виним себя за желание убить и в своих фантазиях способны к крайнему насилию. Но для воплощения таких чувств в действие требуется какой-то другой, качественно иной переход от обычной фантазии к экстраординарному поведению. Что происходит, когда реализуются бессознательные или сознательные желания убить? Почему нельзя хранить мысли в голове, а не отыгрывать их? В этой главе я расскажу об особой динамике матерей, которые убивают в моменты катастрофической идентификации как со своими младенцами, так и со своими депривирующими/убивающими матерями.

Вопрос, который я задаю, заключается в том, как лучше всего с аналитической точки зрения понять женщин, которые переходят от мыслей об убийстве к действию. Я проиллюстрирую рассуждения клиническим случаем женщины, которая убила свою четырехлетнюю дочь. В этом случае разум затуманивается под влиянием психоза. Тем не менее смертоносная ярость, которая лежит в основе этого акта, не является ни рациональной, ни иррациональной, она более примитивна и является выражением бессознательной фантазии.

Для тех женщин, которые испытали жестокость в детстве, возможность стать матерью, по-видимому, предоставляет шанс для возмещения ущерба и бессознательно может предложить самые жуткие возможности для осуществления мести. Множественные идентификации, которые действуют в подобных случаях, разыгрываются и в таких трагических ситуациях, когда матери жестоки к своим собственным детям. Эти события, к сожалению, часто представляют собой полную противоположность заявленному желанию «никогда не повторять того, что сделали со мной».

Эстела Вэллдон (Welldon, 1992) была первым современным аналитиком, который обратил внимание на