Читать книгу - "Бумерит - Кен Уилбер"

Стюарт смотрел в пространство.

– Что же это за «Наблюдение за состояниями», для которого тебе понадобилось отодрать пять малышек? Художественная вольность, да?

Стюарт с заметным усилием вернулся в настоящий момент.

– Ах, это. Просто я какое-то время был немного не в себе. Это была отличная задумка – она до сих пор отличная, но всё немного запуталось, и я начал делать такие вещи… в духе: Ади Да^[115] встречает Сальвадора Дали… Ади-Дали.

– В общем, идея была в том, чтобы с помощью очень сложных, высокочувствительных микрофонов записать звуки, которые я издаю во время медитации. Я хотел сделать сорокаминутную запись своего дыхания и сердцебиения. Эти звуки должны были проигрываться постоянно, а сверху я хотел наложить запись разных других звуков.

– Каких звуков?

– Ну, для этого мне и понадобились те малышки. Я хотел записать звуки, которые люди издают в разных состояниях сознания – вот почему мой проект назывался «Наблюдение за состояниями». Этим состояниям на записи должны были соответствовать «сцены», сопровождающиеся звуками моего сердцебиения и дыхания, записанными во время медитации. Состояния или сцены должны были начинаться внезапно и так же внезапно исчезать. Я хотел записать смех, плач, еблю, сон, разговор во сне, удивление, опьянение, тошноту, рвоту, одышку, кашель…

– Сон от скуки.

– Спасибо, Хлоя. – Стюарт молчал, пока официант расставлял на столе заказанные по второму кругу эспрессо, латте, апельсиновые соки и бублики. – Смысл в том, что постоянное медитативное состояние должно было представлять чистое сознавание и свидетеля, сознающего всевозможные преходящие состояния. В общем, сначала на записи должно было звучать сердцебиение и дыхание, потом смех, ещё смех, больше, больше и больше смеха, который продолжался бы пару минут, а потом стихал. И снова только сердцебиение и дыхание. Затем наступает следующее состояние, и… В общем, вы уловили идею. Я хотел проделать это с каждым состоянием.

– А как насчёт звуков настоящего убийства?

– Господи, Хлоя, – покачала головой Каролина. – Ты, Фуко и Маркиз де Сад. «Запаситесь болью и поехали».

– В общем, я устроил у себя дома студию и начал записывать, как медитирую, смеюсь, сплю и всё такое. И ещё я начал записывать, как занимаюсь любовью с женщинами. Не только аудио, но и видео. Я обо всём им говорил прямо – они знали, что происходит. И потом, сложно не заметить свисающие отовсюду огромные микрофоны и оборудование, мигающее десятками огоньков.

– Что это за лампы, Кен?

– Это софиты, Хлоя, свет для съёмки.

– Ты это записываешь? Ооооо, я стану звездой. Софиты и упражнения Кегеля^[116].

– Мы наблюдаем за состояниями, Хлоя.

– О-о, понаблюдай за этим.

– Ух ты!

– Кен, – шепчет мне на ухо чей-то голос, – ты когда-нибудь занимался любовью с сознающим субъектом?

– Извините, не понял?

– Пробовал ли ты заниматься любовью с субъектом, вместо того чтобы трахать объект?

– Боюсь, я не понимаю.

Я открываю глаза, чтобы спросить Хлою, что это значит, но на меня смотрит Джоан.

– Тебе нужен кусок мяса или весь мир?

Слайд № 2: «Перформативное противоречие». Лиза Пауэлл, как всегда, сразу перешла к делу.

– Такие философы, как Карл-Отто Апель (Karl-Otto Apel), Юрген Хабермас (Jьrgen Habermas), Джон Сёрль (John Searle), Томас Нэйджел (Thomas Nagel) и Чарльз Тейлор (Charles Taylor), которыми, должна признаться, я искренне восхищаюсь, в пух и прах разнесли внутренне противоречивые взгляды плюралистического релятивизма, контекстуализма и конструктивизма. Сейчас мы поговорим о технических деталях, но, обещаю, выводы будут простыми!

Я снова не мог угнаться за мыслью Пауэлл.

– Никто не отрицает, что по крайней мере некоторые аспекты любой истины зависят от культуры и контекста и могут конструироваться. Но все философы, которых я упомянула, отмечают: плюралистический релятивизм подразумевает, что у него есть универсальная истина, в обладании которой он крикливо отказывает всем остальным. (Вспомните: именно это осознал Фуко, когда работал над «Археологией знания» – все эти подходы утверждают, что тезисы контекстуализма и конструктивизма универсальны и истинны для всех культур.) Разумеется, именно этим обусловлена привлекательность плюралистического релятивизма для бумерита. Я могу имплицитно (то есть на неявном уровне) претендовать на то, что моё воззрение есть универсальная истина, при этом эксплицитно (то есть на явном уровне) отрицать наличие таковой у всех остальных, – тем самым я становлюсь обладателем всеведущей истины, которой лишён остальной мир. Чтобы ещё больше укрепить своё исключительно положение, я могу заявить, что все остальные универсальные истины жестоки, деспотичны и ведут к маргинализации, а значит, мои чудесные попытки освободить мир от универсальных истин дают мне чувство морального превосходства.

Над аудиторией пронёсся первый в тот день всплеск громкого, возбуждённого гула.

– Ким, это сложно? – ною я ей на ухо, и вдруг понимаю, что совершил непоправимую ошибку.

– Ах ты, безмозглый нытик, плакса, сладкая попка, глупышка, девчонка…

– Спасибо, Ким. Это как раз то, что мне было нужно.

– Эта ситуация недавно была описана к книге Томаса Нэйджела «Последнее слово» («The Last Word»). Не менее, чем сама книга, важна рецензия на неё, написанная Колином Макгинном и опубликованная в «The New Republic». Макгинн начинает с определения крайней постмодернистской концепции рациональности или, как мы это называем, мировоззрения плюралистического релятивизма и зелёного мема. «Согласно этой концепции, человеческий рассудок по своей сути локален, зависим от культуры и прочно связан с человеческой природой и историей; это совокупность несогласуемых „практик“, „форм существования“, „систем отсчёта“ и „концептуальных схем“. Не существует таких стандартов мышления, которые выходили бы за границы данного конкретного общества или данной конкретной эпохи, и не существует никаких объективных обоснований в пользу какого-либо убеждения, которое все должны уважать ценой утраты рассудка. Быть справедливым значит быть признанным справедливым, и у всех людей могут быть свои, в равной степени законные причины признавать что-то или отвергать. В конце концов, любое утверждение обосновано, только если оно „обосновано для меня“». Обратите внимание на нарциссизм и крайний субъективизм, – произнесла Пауэлл, оглядывая зал.