Читать книгу - "Тайная жизнь мозга. Как наш мозг думает, чувствует и принимает решения - Мариано Сигман"

На дворовой футбольной площадке владелец мяча до некоторой степени становится хозяином игры. Это дает ему право определять состав команд и время окончания матча. Такие преимущества могут быть использованы и для торговли. Философ Густаво Файгенбаум из аргентинской провинции Энтре-Риос и психолог Филипп Роша из американской Атланты задались целью понять, каким образом у детей формируется концепция владения и распределения собственности на основе интуитивных представлений, правил и практики. Они придумали термин «социология детской площадки».

В своем путешествии в страну детства^[24] Файгенбаум и Роша исследовали обмен, подарки и другие трансакции, происходившие на игровой площадке начальной школы. Изучая обмен маленькими фигурками, они обнаружили, что даже в этом, казалось бы, наивном мире существует формальная экономика. По мере того как дети растут, заимствование и неясная будущая стоимость уступают место более равноценному обмену, представлению о деньгах, пользе и цене вещей.

Как и в мире взрослых людей, не все сделки в стране детства законны. Существует воровство, мошенничество и предательство. По предположению Руссо, правила гражданской ответственности усваиваются в ходе разногласий. И хотя детская площадка более безобидна, чем реальная жизнь, она становится питательной средой для усвоения этих правил.

Наблюдения Уинн и ее коллег указывают на то, что очень маленькие дети уже способны выносить моральные суждения. С другой стороны, труды Пиаже, который считается наследником традиции Руссо, говорят о том, что дети начинают формировать моральные суждения лишь в возрасте шести или семи лет. Мы с Густаво Файгенбаумом задались целью примирить этих двух великих мыслителей в истории психологии – а заодно понять, как дети становятся гражданами.

Мы показали группе детей от четырех до восьми лет видеофильм с тремя персонажами: у одного есть шоколадки, другой попросил их взаймы, а третий украл их. Потом мы задали ряд вопросов для определения глубины нравственного понимания: предпочитают ли они дружить с тем, кто попросил шоколадки взаймы (и почему) и что должен сделать вор^[25], чтобы возместить ущерб, нанесенный жертве. Таким образом мы исследовали понятие справедливости в ходе взаимодействий на детской площадке.

Наша гипотеза состояла в том, что даже у младших детей уже сформировано предпочтительное отношение к заемщику по сравнению с вором, – естественное проявление нравственных склонностей, как в экспериментах Уинн. С другой стороны, оправдание своего выбора и понимание того, что нужно сделать для возмещения причиненного ущерба – как в экспериментах Пиаже, – должно развиваться на более позднем этапе. Именно это мы и доказали. В комнате четырехлеток дети выражали желание играть с заемщиком, а не с вором. Мы также обнаружили, что они предпочитали тех, кто совершал кражу при смягчающих обстоятельствах, тем, кто крал при отягчающих обстоятельствах.

Но самая интересная находка заключалась вот в чем. Когда мы спрашивали четырехлетних детей, почему они выбирают заемщика, а не вора или вора, совершившего кражу при смягчающих, а не отягчающих обстоятельствах, они давали ответы вроде: «Потому что у него светлые волосы» или «Потому что я хочу, чтобы она была моей подругой». Эти критерии совершенно не согласовывались с причинностью и логикой.

Здесь мы снова возвращаемся к идее, уже несколько раз возникавшей в этой главе. У детей рано (часто с рождения) возникают интуитивные представления, которые специалисты в области возрастной психологии Лиз Спелке и Сьюзен Кэрри называют «изначальным знанием».

Эти представления раскрываются в очень специфических экспериментальных обстоятельствах, когда дети смотрят в определенном направлении или сталкиваются с альтернативным выбором. Но в большинстве реальных жизненных ситуаций, где «изначальное знание» может пригодиться, его нельзя использовать «по запросу». Это происходит потому, что в раннем возрасте человек лишен осознанного доступа к «изначальному знанию» и не может выразить его в словах или символах.

Наши результаты показывают, что дети с очень раннего возраста обладают интуитивными представлениями о собственности, которые позволяют им оценить законность того или иного поступка. Они знакомы с понятием кражи и даже способны тонко чувствовать обстоятельства, смягчающие или отягчающие вину вора. Эти представления служат строительными лесами, на которых позже формируется понимание справедливости.

Но в каждом эксперименте есть свои сюрпризы, и этот не был исключением. Мы с Густаво исследовали вопрос цены кражи. По нашему предположению, дети должны были решить, что укравший две шоколадки обязан вернуть их и выплатить некоторую компенсацию за ущерб. Но этого не произошло. Большинство детей считало, что вор должен вернуть только две шоколадки, которые он украл. Более того, с возрастом доля таких детей только возрастала. Таким образом, наша гипотеза оказалась ошибочной. Нравственное достоинство детей больше, чем мы представляли. Они понимают, что вор поступил неправильно, что он должен вернуть украденное и принести извинения. Но нравственный ущерб кражи не может быть возмещен другим товаром. В детском понимании справедливости не существовало компенсации за преступление.