Читать книгу - "Бумерит - Кен Уилбер"

– Поклонник Дерриды Заварзаде (Zavarzadeh) пришёл к очевидному выводу: понятное письмо – атрибут реакционера. – На этот раз многие смеялись вместе с Пауэлл. – Заварзаде смешал с грязью одного из критиков Дерриды за его «беспроблемную прозу и ясность изложения, являющиеся концептуальными средствами консерватизма». Бог ты мой! – Пауэлл рассмеялась. – И конечно, всё это позволяет людям, полностью лишённым таланта и даже не способным грамотно построить предложение, говорить о собственном величии и моральном превосходстве!

– В общем, из научного сообщества, как из брандспойта, полетел поток прозы, заражённой комплексом морального превосходства. Приведу типичное высказывание из книги Джона Гиллоя «Культурный капитал», – объявила Пауэлл с радостной ухмылкой. – Держитесь, я цитирую: «Политика, считающая, что патологическое безразличие к социальной идентичности меньшинств может служить защитой угнетаемым и подавляемым группам, политика, в которой при конструировании идентичности меньшинств (то есть политика идентичности, которая всё чаще оспаривается самим феминизмом) сублимируются различия, может восстановить различия социальных идентичностей только на основании общих, а значит, пропорциональных опытов маргинализации, которые, в свою очередь, порождают политическую практику, состоящую в основном из утверждения идентичностей, соответствующих этим опытам». – Пауэлл оторвалась от записей. – Мне те же мысли приходили в голову за завтраком.

Некоторые слушатели чуть не попадали со стульев со смеху. По сравнению с этим любые преступления, которые они сами могли совершить на ниве постмодернистской прозы, казались детскими шалостями.

– Некоторые высказывания короткие и хлёсткие, но даже в них непонятность поддерживается на должном уровне. «Эта мелодрама возвращает трансгрессивную гибридность ненарративизированных символических тел обратно к узнаваемым гетеровизуальным кодам». Слава Богу! Другие более длинные. «Предыдущие опыты изучения влияния основывались на топографической модели более-менее равномерно распределённых в канонических стихах многофункциональных поэтических образов, каждая часть которых экспрессивно суммировала энтелехию всей традиции. Однако Блум пришёл к пониманию того, что эта когнитивная карта взаимозаменяемых органических целых является подавлением критикой стремления поэзии к преодолению первичности времени. А уж поверьте мне, преодоление первичности времени – важнейшая задача поэзии».

Даже те, кто не был согласен с Пауэлл, не смогли не рассмеяться или хотя бы не улыбнуться.

– Но в некоторых высказываниях так много морального превосходства, что для его выражения требуется целая вечность. Моя следующая цитата состоит из единственного предложения. Слушайте внимательно, и вы найдёте в нём многие темы, которые мы обсуждали: «В действительности диалектический критический реализм может рассматриваться с точки зрения стратегической инверсии по Фуко порочной троицы парменидово-платоново-аристотелева источника; картезиано-локо-юмо-кантианской парадигмы; как старого, так и нового фундаментализма (как правило, фидеистического толка) и иррационализма (как правило, являющегося самовольным применением воли-к-власти или любого другого скрытого идеологического либо психосоматического источника); примордиалистского провала западной философии, онтологической одновалентности и её верного спутника эпистемического заблуждения с его онтическим дуализмом; аналитической проблематики, выдвинутой Платоном, которую Гегель» – вот ублюдок – «использовал для тиражирования своего актуалистического одновалентного аналитического утверждения метаморфического согласования диалектической связи, в то время как в своих гибристических притязаниях на абсолютный идеализм он поддержал помрачение рассудка Комта, Кьеркегора и Ницше, воспроизводя основания позитивизма через его трансмутационный канал с суперидеализмом Бодрийяра».

– Аннотация на обложке книги уверяет нас, что это наиболее доступная из всех опубликованных работ автора, – сквозь смех продолжила Пауэлл. Некоторые слушатели смеялись почти до слёз, топали и аплодировали так, будто бешеный смех мог избавить их от всего напряжения, накопленного в ходе этого сурового испытания.

Пауэлл улыбнулась, помахала нам всем рукой и лёгкой походкой начала спускаться вниз, но потом внезапно остановилась, повернулась и быстро вышла на передний край сцены.

– Позвольте мне закрыть тему, которую подняла доктор Карлтон. Принимая во внимание всё, что вы узнали за последнюю неделю, как бы вы поступили, если бы хотели сконструировать идеальный постмодернистский роман? Просто представьте себе такую ситуацию.

Я посмотрел на Ким, потом – на Стюарта и на Джонатана. Ненавижу эти проверки.

Пауэлл улыбнулась.

– К сожалению, провернуть это дело, то есть написать хороший постмодернистский роман, практически невозможно, потому что в такой роман должно быть включено слишком много очевидным образом противоречащих друг другу деталей, отражающих тот бардак, который творится в постмодернизме. Я могу назвать по меньшей мере семь таких элементов, соответствующих семи основным догматам постмодернизма.

– Во-первых, раз постмодернизм – это, в общем-то, настроение критики, то настоящий постмодернистский роман должен критиковать постмодернизм. А для этого роман должен изображать всё то, что критикует. Согласитесь, написать роман, включающий всё, на что обращена его критика – задачка не из лёгких.

– Например, как уже говорила Карлтон, поскольку постмодернизм бесконечно, и даже отвратительно саморефлексивен, обязательно дайте главному герою своё имя и постарайтесь как можно больше писать о себе, одновременно критикуя жалкий нарциссизм такого подхода. Понятно?

Я скрючился на стуле, украдкой поглядывая по сторонам.

– Во-вторых, поскольку постмодернизм предполагает отсутствие различий между фактом и вымыслом, в романе должно быть несколько реальных персонажей и несколько полностью вымышленных, причём вам не обязательно объяснять, кто есть кто. Несколько реальных упоминаний, несколько выдуманных, смешивайте и додумывайте, чёрт возьми. Вы даже можете попросить реального персонажа написать какую-нибудь историю из его собственной жизни и встроить её в повествование, ведь постмодернизм отрицает автора, так кому какое дело. Мы называем это Луни Тьюнз^[104] Джеффа Кунса^[105].

– В-третьих, постмодернизму свойственно убеждение, что все белые мужчины – настоящие преступники и полные идиоты, так что у всех ваших белых персонажей мужского пола должны быть какие-то странности в поведении – этот бьёт жену, этот спит со студенткой, а этого обвиняли в изнасиловании или убийстве.

Я посмотрел на Ким, она смотрела прямо перед собой.