Читать книгу - "Идеология суверенитета. От имитации к подлинности - Михаил Леонтьев"

Год назад на Селигере Путин на вопрос, в чём он видит задачу своего третьего срока, сухо ответил: «Изменение действующей структуры экономики». Казалось бы, какая банальная прагматичная задача. Выполнить которую в реальное время в реальном месте можно только ценой изменения всей действующей модели — не только экономической, управленческой, но и социальной и политической. Проще говоря, надо бы сменить общественно-политический строй. Это революция. Сверху. Желательно.

Революция, повторимся, принципиально отличается от переворота, заговора, бунта и т. д. (хотя может таковые включать). Тем, что это, как уже говорилось, и радикальная смена элит, и радикальная смена сознания, и самое главное, — это преодоление, «снятие» объективно назревшего противоречия, которое нельзя ни игнорировать, ни подавить физически. Революция не «снимается» истреблением революционеров, потому что это просто её побочный продукт. Антитела. Болезнь можно либо излечить (сверху), либо скончаться от неё (снизу). Когда тов. Ленин говорил, что главный вопрос русской революции аграрный, он был в целом вполне прав. И Столыпин, искренне пытавшийся разрешить этот вопрос сверху, тоже был прав. А то, что в силу самых разных причин не удалось, — не судьба-с.

Для того чтобы снять вопрос — совершить революцию сверху, — Путину придётся преодолеть в себе идеального эволюционера. Недаром Путин позднее по этому же поводу заметил, что России предстоит совершить рывок, по масштабам сопоставимый с тем, что мы совершили в 30-х годах прошлого века.

На самом деле то, чего мы добиваемся от Путина, связано не только с политическими (внутри— и внешне-) рисками, с конфликтами внутри элит, риском нарушения равновесия и пресловутой стабильности, — это, по сути, выход из действующей системы, действующей модели экономики и жизни. Не только российской, компрадорско-паразитической, но и глобальной, мировой, где правила игры и разделение труда и отдыха определены достаточно чётко.

До сих пор путинская Россия при всех претензиях к ней, при нарастающем раздражении со стороны мирового регулятора, сохраняла абсолютную лояльность действующему финансово-экономическому порядку. Персонификатором таковой лояльности всегда был Алексей Кудрин, а реальным воплощением остаётся по сей день практикуемая кудринская модель финансовой политики — по определению несуверенной. Это многое объясняет и за это многое прощают. Опять же понятно, с какими рисками связан бунт против этого порядка.

Существующая ныне структура экономики не обеспечивает России минимальных гарантий сохранения суверенитета в случае резкого ухудшения внешней конъюнктуры. Наступление этого «случая» безальтернативно. Исходя из понимания того, что для Путина суверенитет является безусловным приоритетом, мы находимся как раз в ситуации крайней необходимости, когда надо принимать жёсткие и чреватые риском решения, мы не имеем никаких оснований сомневаться, что такие решения будут приняты. Для этого просто должны быть готовы и технология, и идеология.

На самом деле на сегодняшний момент не существует в разработанном рабочем формате ни идеологии, ни, тем более, технологии «русского прорыва», которую можно было бы представить Путину как возможную к исполнению. Осталось её только разработать и предъявить. В виде и качестве, достаточном для использования за рамками забора психиатрической больницы.