Читать книгу - "Дзэн и искусство ухода за мотоциклом - Роберт Пирсиг"

Но немного погодя что-то понемногу начинает его отвлекать. Вкралась некая фальшивая нота. Сначала он не понимает, в чем дело, но потом осознает: Председатель совершенно выпустил Сократово описание Единого и перепрыгнул вперед, к аллегории «упряжки».

В этой аллегории возничий, стремящийся к Единому, влеком двумя крылатыми конями: «и кони-то у него – один прекрасен, благороден и рожден от таких же коней, а другой конь – его противоположность и предки его – иные»^[49]. Один всегда помогает возноситься к вратам небес, второй всегда препятствует. Председатель еще не сказал этого, но уже готов объявить, что белый конь – умеренный разум, а черный – темная страсть, эмоция. Вот он приближается к той точке, где их нужно описать, – и фальшивая нота превращается в целый хор.

Он сдает назад и вновь утверждает, что «теперь Сократ поклялся богам, что говорит Истину. Он дал клятву говорить Истину, и если то, что последует, Истиной не будет, он запятнает свою душу».

ЛОВУШКА! Он использует диалог, чтобы доказать святость разума! Едва он это установит – сможет пуститься исследовать, что есть разум, и не успеешь оглянуться – ну и ну! – мы снова в царстве Аристотеля!

Федр поднимает руку – ладонь вперед, локоть на столе. Раньше эта рука тряслась, теперь она смертельно спокойна. Сейчас он формально подписывает себе смертный приговор – но он подпишет себе другой смертный приговор, если руку опустит.

Председатель видит поднятую руку, он удивлен и встревожен, но разрешает. И вот слова произнесены.

Федр говорит:

– Все это – лишь аналогия.

Молчание. На лице Председателя проступает смятение.

– Что? – говорит он. Чары выступления разбиты.

– Это описание колесницы и двух коней – всего лишь аналогия.

– Что? – переспрашивает Председатель, потом громче: – Это истина! Сократ поклялся богам, что это истина!

Федр отвечает:

– Сократ сам говорит, что это аналогия.

– Прочтя диалог, вы убедитесь: Сократ особенно подчеркивает, что это Истина!

– Да, но до этого… я полагаю, двумя абзацами выше… он утверждает, что это – аналогия^[50].

Текст – на столе, можно свериться, но у Председателя хватает здравого смысла не сверяться. Если он сверится и Федр окажется прав, Председатель перед всем классом потеряет лицо. Он же говорил, что текст никто тщательно не читал.

Риторика – 1; Диалектика – 0.

Поразительно, думает Федр, что он это вспомнил. Это же вдребезги разносит всю диалектическую позицию. Может, оттого и кочевряжимся. Конечно, это аналогия. Все – аналогия. Только диалектики этого не знают. Вот почему Председатель пропустил искомое утверждение Сократа. А Федр уловил и запомнил, ибо если бы Сократ этого не утверждал, он бы не рек «Истину».

Пока этого никто не заметил, но увидят скоро. Председателя Комиссии по анализу идей и изучению методов только что подбили на его же занятии.

Теперь он лишился дара речи. Не может придумать, что сказать. Ни слова. Молчание, что так хорошо укрепило его имидж в начале, теперь уничтожает его. Он не понимает, откуда прозвучал выстрел. Он никогда не сталкивался с живым софистом. Только с мертвыми.

Вот он пытается за что-то ухватиться, но хвататься не за что. Собственная инерция увлекает его в бездну – и когда он наконец подбирает слова, произносит их совершенно другой человек, школьник, забывший урок: он все перепутал, но все равно желает нашего снисхождения.

Пытается блефовать, повторяет, что текст никто внимательно не читал, но студент справа от Федра качает головой: очевидно, кто-то все-таки читал.

Председатель экает и мекает, словно боится группы, уворачивается от столкновения. Интересно, какие будут последствия?

Но происходит скверное. Избитый простодушный студиозус, следивший за Федром, теперь не так уж и простодушен. Он гадко ухмыляется Председателю, задает ему саркастические вопросы с подтекстом. Уже изувеченного, Председателя добивают… но тут Федр осознает, что это было уготовано ему.

Ему не жалко – ему отвратительно. Когда пастух идет убивать волка и берет с собой пса, чтоб тот развлекся, надо тщательно избегать ошибок. Пес волку родственник, о чем пастух, быть может, забыл.

Председателя спасает девушка – подбрасывает вопросы полегче. Он их с благодарностью принимает, отвечает весьма пространно и медленно приходит в себя.

Потом у него спрашивают:

– Что такое диалектика?

Он задумывается, а потом, ей-богу, обращается к Федру: не хотел бы он ответить на вопрос?

– Вы хотите мое личное мнение? – переспрашивает Федр.

– Нет… скажем, мнение Аристотеля.

Уже не до тонкостей. Затащит Федра на свою территорию и там проучит.

– Насколько я знаю… – произносит Федр и делает паузу.

– Так? – Председатель весь расплывается в улыбке. Ловушка готова.

– Насколько я знаю, мнение Аристотеля заключается в том, что диалектика идет прежде всего остального.

Лицо Председателя за полсекунды из елейного становится потрясенным и разъяренным. Это так! – кричит его лицо, но сам он не произносит ни слова. Ловец опять в ловушке. Он не может срезать Федра на утверждении, взятом из его собственной статьи в энциклопедии «Британника».

Риторика – 2; Диалектика – 0.

– А из диалектики происходят формы, – продолжает Федр, – а из… – Но тут Председатель его обрывает. Видит, что по-его не получится, и оставляет тему.

Не следовало ему так поступать, думает Федр. Ищи он Истину на самом деле, а не агитируй за частную точку зрения, обрывать бы не стал. Вдруг чему-нибудь да научился бы. Едва постулируется, что «диалектика идет прежде всего остального», само это утверждение становится диалектической сущностью, а стало быть – подвергается диалектическому сомнению.

На его месте Федр бы спросил: а какие у нас свидетельства, что диалектический вопросно-ответный метод достижения истины идет прежде всего остального? Вообще никаких. Но когда утверждение изолировано и само подвергается изучению, оно становится заведомо смешным. Оба-на – диалектика, как Ньютонов закон тяготения, сидит нигде посреди ничего, вселенную рожает, здрасьте-пожалста, а? Чушь какая-то.