Читать книгу - "Французский дворянин - Стэнли Джон Уаймен"

Симон не мог ничего сделать для нас, вообще от него было мало пользы в подобных случаях. Зато дюжий вид трех молодцов, которых отрядил со мной Мэньян, внушал уважение; и с помощью двух из них нам удалось пробраться в дом, правда, не без легкой борьбы и ругани. Хозяин гостиницы забился куда-то в угол и, казалось, был совершенно подавлен этой кучей народа. Он начал клясться, что во всем доме нет свободного уголка; но мне удалось-таки найти крохотную каморку, почти под крышей, я перекупил ее у четырех каких-то господ. Так как достать чего-нибудь поесть оказалось невозможными, я оставил в каморке одного из своих людей, а сам с женщинами спустился в столовую – обширную комнату, уставленную длинными столами, за которыми сидела шумная и грубая толпа. Появление наше привлекло общее внимание: под огнем устремленных на нас взглядов нам удалось, хотя и с трудом, отыскать местечко в дальнем углу.

Окинув беглым взглядом комнату, я увидел, что, кроме нас, здесь было довольно много народу. Большинство составлял тот сорт, какой обыкновенно находится в задах армии. Были тут и офицеры, и барышники-лошадники, и поставщики провианта и фуража, и даже несколько священников; было немало разных проходимцев, подозрительных и темных личностей. Изредка попадались, наконец, лица, принадлежавшие, судя по их одежде и по тем знакам уважения, которые им оказывались, к высшим классам общества. Из числа последних мне бросилась в глаза небольшая компания из четырех человек, сидевших за столиком у дверей. По-видимому, была сделана даже попытка отгородить их от остальной публики при помощи скамейки. Пространство между скамейкой и столиком было заполнено людьми, принадлежавшими к свите четырех господ. Один из последних, сидевших на почетном месте, человек довольно приятной наружности и изящно одетый, был, подобно нам, в маске. Соседа его с правой стороны я не мог разглядеть. Остальные двое были мне незнакомы.

Нам пришлось прождать довольно долго, пока подали есть. В течение этого времени мы должны были выслушивать различные замечания и мнения окружающей публики на наш счет, что было мне далеко не по вкусу. Женщин не было и полдюжины. Это обстоятельство, а также наши маски возбуждали тем больший интерес со стороны публики. Но я оставался спокоен, сознавая необходимость избегать недоразумений, которые могли бы задержать нас и открыть, кто мы. На наше счастье показалось новое лицо, отвлекшее от нас всеобщее внимание. То был высокий, смуглый детина, державший себя большим фатом и, по-видимому, чем-то известный. С виду вновь прибывший напоминал Мэньяна. Он был одет в зеленую куртку, поверх которой накинут был плащ на оранжевой подкладке. На голове у него красовалась шляпа с оранжевым пером, на плечах – плащ в таких же полосках. Он на минуту остановился в дверях, окинул вызывающим взглядом своих черных глаз всю комнату и проговорил что-то громко, самоуверенно, обращаясь к своим спутникам. Манеры его были грубы и резки; во взгляде было что-то раздражающее и обидное. Как я заметил, куда он ни взглядывал, везде наступало какое-то замешательство: самая оживленная беседа смолкала. Вооружение незнакомца состояло из меча такого длинного, что когда он проходил по комнате, конец ножен на целый аршин волочился позади него.

Прежде всего он обратил внимание на группу из четырех человек. Подойдя к ним, он произнес что-то с вызывающим видом, обращаясь к господину в маске. Тот надменно смерил взглядом дерзкого незнакомца и даже не удостоил его ответом. Зато ответил кто-то другой: из-за скамьи послышалось мычание, напоминавшее рев рассвирепевшего быка. Слов нельзя было разобрать за шумом; да, кажется, говоривший до такой степени разозлился, что утратил способность членораздельной речи. Уже одного звука его голоса, показавшегося мне знакомым, было достаточно, чтобы осадить наглеца, который живо попятился, прикрывая свое отступление низким поклоном и бормоча какое-то извинение. Ухарски сдвинув свою шляпу, словно в вознаграждение за полученный отпор, он начал ходить по комнате, кидая грозные взгляды по сторонам с очевидным намерением завести ссору с менее опасным противником. К несчастью, наши маски привлекли его внимание. Он сказал что-то своим товарищам; затем, ободренный тем, что мы сидели с края, как люди низкого происхождения, с которыми можно было безопасно сцепиться, остановился прямо против нас.

– Что это еще за герцоги здесь? – закричал он насмешливо и, обращаясь уже непосредственно ко мне, продолжал: – Послушайте, сударь! Не соблаговолите ли снять вашу маску и выпить со мной стаканчик?

Я вежливо поблагодарил его, но отклонил предложение.

Пока я говорил, глаза его нахально устремились на мадам Брюль, чудные волосы и красивое лицо которой не могла скрыть маска.

– Может быть, дамы обладают лучшим вкусом, сударь? – сказал он. – Не согласятся ли они удостоить нас чести показать свои личики?

Сознавая необходимость оставаться спокойным, я сделал чрезвычайное усилие, чтобы сдержаться, и отвечал по возможности вежливо, что дамы очень устали и собираются уже уходить.

– Черт возьми! – вскричал он. – Это просто невыносимо. Если мы так скоро должны лишиться их общества, тем более нет причин отказаться от наслаждения их милыми глазками, пока еще можно. Жизнь коротка: так она должна быть веселою. Ведь, смею думать, здесь не женский монастырь, а ваши прелестные спутницы не монахини.

Хотя мне и очень хотелось наказать буяна, но я опять сдержался и спокойно занялся едой, притворяясь, что ничего не слышал, тем более что разделявший нас стол не позволял ему пойти дальше слов. Он отпустил на наш счет еще несколько грубых шуток, которые нам тем легче было перенести, что мы были в масках: о нашем волнении можно было лишь догадываться. Окружавшая толпа, видя, что я остаюсь совершенно спокоен, начала рукоплескать нахалу. Впрочем, как мне показалось, больше из страха, чем от восторга. Я убедился в этом, когда Симон, подавая блюдо, успел шепнуть мне, что это был итальянский капитан на жаловании у короля, известный своим умением владеть оружием, что он доказал на многочисленных поединках. Известие это могло только подтвердить справедливость моего первоначального предположения. Мадемуазель, которой не были известны эти подробности, переносила дерзости нахала с поразительным терпением, а мадам, казалось, вовсе даже не замечала их. Тем не менее я был очень доволен, когда он удалился и оставил нас в покое. Я воспользовался этой минутой, чтобы проводить дам наверх, и свободно вздохнул, когда дверь за ними затворилась. Мне казалось, что эта история окончена; и я был очень доволен тем, что мне удалось сдержать себя.

Но я ошибся. Проходя через комнату, где мы ужинали, с благим намерением отправиться в конюшню, я снова наткнулся на итальянца, ставшего мне поперек дороги, и мог прочесть в глазах его товарищей, взгромоздившихся даже на столы, чтобы лучше наблюдать, что встреча наша была неслучайна. Рожа нахала раскраснелась от вина. Гордый сознанием многих побед, он вызывающе смотрел на меня, причем мое терпение, казалось, только усиливало его презрение.

– А, весьма рад снова встретить вас здесь, сударь! – сказал он, кланяясь мне с преувеличенной почтительностью чуть не до земли. – Может быть, теперь ваше высокопревосходительство соблаговолите снять маску? Здесь уже между нами нет стола; да и нет ваших прелестных спутниц, которые защитили бы своего милого дружка.