Читать книгу - "Митридат - Виталий Гладкий"

— Да… в общем, ничего… — смутился Аполлоний, мысленно послав назойливого Эрота куда подальше.

— Счастливчик, — не стал развивать эту тему рапсод и переключился на иное: — Кстати, кто этот твой наездник-гиппотоксот? Говорят, удалой малый. Сам царь повысил его в звании, назначил лохагом. Далеко пойдёт, ей-ей…

— Не знаю, — ответил ему купец и незаметно, под столом, пнул ногой пса Эрота, доедавшего уже вторую баранью лопатку от щедрот своего хозяина.

— Как не знаешь? — удивился рапсод.

— Мне его подсунули в последний момент. А представиться он не пожелал. Дикий и невоспитанный народ эти номады.

— А ты ему заплатил? — как бы между прочим поинтересовался Эрот, зная наперёд ответ жадного купца.

— Пытался, — соврал, не моргнув глазом, Аполлоний. — Но у них там какие-то учения… В общем, меня в казармы не пустили, а сам он не пришёл.

— Ай-яй-яй… — покачал головой Эрот. — Это очень нехорошо. Что подумают люди? Такой известный своими добродетелями господин и вдруг… — он посмотрел на купца горестным взглядом, как на безвременно усопшего родственника. — Оплатить услуги наездника — долг чести. Нехорошо…

— Что ты?.. — всполошился Аполлоний. — Да, я… Как только, так и сразу… Завтра же!

— Поторопись, а не то пойдут слухи… — Эрот с видимым удовольствием отхлебнул золотистого вина. — Видишь, я тебя спасаю второй раз. Теперь уже от бесчестья, — и постучал по пустому кувшину с прозрачным намёком.

Аполлоний не сдержал тяжёлый вздох и голосом, в котором звучала вселенская скорбь, позвал слугу…

На следующий день, едва развиднелось, купец, сломя голову, помчался в казармы гиппотоксотов. Для такого случая он надел свои лучшие одежды и даже вылил на себя полалабастра безумно дорогих благовоний. Савмака позвали сразу же — уж больно знатным показался охране казарм господин с массивной золотой цепью на шее.

Савмак после победы на скачках в увольнение ходил только раз. Застенчивый и сдержанный юноша никак не мог свыкнуться с мыслью, что теперь он пантикапейская знаменитость. Толпы горожан, едва завидев юного гиппотоксота, приветствовали его, как выдающегося героя и следовали за ним по пятам, куда бы он ни шёл. Купцы приглашали Савмака в свои дома, знать присылала дорогие подарки с предложениями поступить к ним на службу, а гетеры готовы были услужить ему бесплатно, тем более, что красотой и статью он не был обижен. Потому молодой лохаг сидел за крепкими стенами казармы или днями пропадал в конюшне, где тренировал своего саврасого.

Завидев Аполлония, юноша вдруг застыл как вкопанный — в толстом, обрюзгшем пантикапейце он сразу же узнал купца, подарившего ему в Неаполисе акинак. Аполлоний с неподдельным интересом воззрился на Савмака, чей облик показался ему знакомым. Юноша был среднего роста, широкоплечий, но с тонкой талией, туго стянутой ремешком с подвешенным акинаком. Ясные серые глаза молодого гиппотоксота смотрели настороженно, а смуглое лицо почему-то покрыла бледность.

— Э-э… — заблеял Аполлоний, не зная с чего начать. — Ты тот самый наездник?.. — наконец спросил он и запнулся.

— Да, — коротко ответил Савмак, поняв, что хочет сказать купец.

— Великолепно! — обрадовался неизвестно чему Аполлоний и поторопился «взять быка за рога»: — Прими мой скромный дар, — с этими словами он всучил юноше довольно тощий кошелёк с серебром.

— За что? — удивился Савмак, стараясь избегать пристального, оценивающего взгляда купца.

— Как — за что? — в свою очередь изумлённо поднял брови Аполлоний. — Буланый — это мой конь. Бери, бери, заслужил.

— Премного благодарен, — буркнул юноша, поклонился и хотел уйти.

— Погоди, — остановил его купец. — По-моему, мы с тобой… — он хотел было сказать — «где-то встречались», но тут же спохватился и с некоторым смущением продолжил: — Мы с тобой должны посидеть за пиршественным столом. Я тебя приглашаю…

— Спасибо, но я не могу, — сухо ответил юноша. — Завтра гиппотоксоты идут под стены Мирмекия^[286], осаждённого скифами. Прощай, — он ещё раз слегка дёрнул головой, изобразив поклон, и поторопился уйти.

«Нет, положительно я его где-то видел…» — мучительно пытался вспомнить Аполлоний, возвращаясь домой. — Где и когда? Эти глаза и скуластое смуглое лицо… Простой полуварвар — а такая гордость и неприступность. Деньги взял с таким видом, будто сделал мне одолжение… Савмак… «Савмак?!»

Купец остановился, будто наткнулся на незримую стену. Ему показалось, что его хватили обухом между глаз. Бессмысленно хлопая ресницами, он сел на скамью у какого-то общественного здания и уставился ничего не видящими глазами в своё прошлое, до сих пор возвращавшееся к нему в кошмарных снах: караван, степь, разбойники Фата и молодой царевич Палак… То же самое лицо! Затем… затем его старый приятель купец Эвмен, торжище в Неаполисе… И мальчик, которому он подарил акинак! Сын Сарии, нелюбимой жены царя Скилура! Неужели?! Но почему здесь, в Пантикапее? Нет, не может быть. Он просто обознался. Царский гиппотоксот — и скифский царевич. Не может быть! Но этот настороженный взгляд попавшего в западню зверька, эти серые глаза и правильная эллинская речь… Степной номад так не говорит. Миксэллин? Возможно, и всё-таки… И имя — Савмак.

Аполлоний постепенно приходил в себя. Его мысли потекли более плавно и приобрели несколько иной оборот: если этот юный царевич в Пантикапее (а что это был именно сын Скилура, купец уже почти не сомневался), значит… значит, он просто скифский лазутчик! Тогда купец, истинный патриот и гражданин Боспора, как дол-жен поступить? Верно, именно так! От волнения Апол-лоний даже тихо заскулил, как обрадованный появлением хозяина пёс. Ему вспомнились слова царского глашатая на городской агоре, читавшего новый указ Перисада. В нём говорилось, что за поимку вражеского соглядатая причитается вполне солидная сумма… но ведь дело не в деньгах!

Стремительно поднявшись, купец, несмотря на солидную внешность, едва не бегом припустил в сторону царского дворца. Да, деньги немалые, большие деньги… На них можно нанять и охрану каравана, и товаров прикупить, и… Нет! Он просто выполняет свой долг — и точка. Никаких иных намерений он не имеет. Много денег, ах, как много денег… И благодарность сограждан. Ну, нет уж, им это знать незачем. Он человек скромный…

Юный гиппотоксот не шёл, летел в казарму. Он понял, что пантикапейский купец узнал его. Бежать, немедленно, сегодня ночью! Ждать утра равносильно самоубийству. Вот только саврасый… Его придётся оставить. И друзья: Пилумн, Тарулас, Руфус… Как сказать им? Что и какими словами? Они, конечно, его поймут и помогут, но расставаться с ними будет нелегко. А если купец уже сейчас идёт к начальнику царского следствия? Возможно, но тут у него вряд ли что получится — спирарх Гаттион ещё вчера выехал вместе с десятком отборных воинов спиры в Нимфей, где намечался смотр ополчения. Зная его дотошность, можно не сомневаться, что он пробудет там дня два, пока не проверит каждого новобранца, не прощупает каждый камень оборонительных стен. А к другому Аполлоний не рискнёт обратиться — только начальник следствия, да ещё царь, могут отдать приказ об аресте лохага гиппотоксотов: они всегда ревностно относились к любым проявлениям недружелюбного отношения к полуварварам, какими их считали полноправные граждане Боспора. Вызвать недовольство легкоконных стрелков перед предстоящими сражениями со скифами не посмеет никто, даже сам стратег.