Читать книгу - "Под флагом цвета крови и свободы - Екатерина Франк"

– Да, да, ребята! – смеялась она при этом без тени обидного превосходства или желания кого-то задеть, просто от избытка неожиданно накатившего веселья: – Знаю ведь вас: после полугода в море, бывает, последнюю рубашку на радостях пропить готов будешь, как уж тут накопить на новую одежду! Вы, главное, поглядите, если кому-то я с размером не угадала… хотя должна, в общем-то, была угадать, но не суть!.. так вы честно скажите, может, обменяетесь с кем-то, на худой конец – сходим еще раз в ту лавку, там готового платья – бери, не хочу!

Эдвард не узнавал ее: образ такой Морено, смеющейся, жизнерадостной и, похоже, готовой на что угодно – лишь бы было весело – совершенно не вязался в его понимании с той циничной, серьезной и не слишком общительной девушкой, которую он сам втащил в лодку почти два месяца назад умирающей от голода, жажды и жары, навсегда изменив свою жизнь. Даже Рэдфорд, довольно тесно общавшийся с командой, никогда не позволял себе подобных вольностей – он и сейчас, когда Эрнеста опустилась на свое место рядом с ним, сразу же наклонился к ней и что-то прошептал на ухо с весьма серьезным видом. Девушка слушала его хотя и не перебивая, но сочувственно–понимающая усмешка на ее губах явственно говорила о том, сколь малое значение она придала чьим-либо внушениям. Ей уже успели налить полную кружку горячего эля, и, пододвинув к себе тарелку с внушительной порцией бобов и жареного мяса, Морено жадно принялась за еду, время от времени кивая в подтверждение слов капитана. Тот сдался довольно быстро – не сдержал ответной улыбки, а затем и вовсе расхохотался, притиснув девушку поближе к себе. Вид у них при этом был совершенно приличный, насколько это вообще было возможно для подобной парочки – во всяком случае, сидя в обнимку и оживленно по очереди рассказывая друг другу что-то на ухо, после чего оба заливались дружным веселым смехом – находясь в столь двусмысленном положении, Джек и Эрнеста отнюдь не выглядели так, будто вот–вот готовы были поцеловаться или вытворить что-нибудь похуже. Эдварду, в прошлое его пребывание на Тортуге наглядевшемуся в местных заведениях всякого непотребства, такое поведение казалось уже чуть ли не образцом высокой нравственности.

Тем более что надо было отдать им должное: и капитан, и его помощница отнюдь не отдавали все свое внимание только друг другу. Рэдфорд постоянно ласково тормошил сидевшего справа от него и, похоже, сосем растерявшегося от такого количества внимания Генри; подкидывал темы для все новых и новых баек Макферсона – старый боцман, приняв на грудь лишнего, был уже не в силах остановиться; а периодически по долгу своему поднимался и объявлял очередной тост для всей команды. Эрнеста из–за его плеча также спокойно переговаривалась с матросами, вставляя свои комментарии в разговоры о чем-либо, известном ей лучше остальных; пыталась она, как показалось Эдварду, заговорить и с ним, но Дойли, поздно спустившийся к ужину, оказался отделен от нее по меньшей мере десятком сидящих, вследствие чего вести разговор можно было, только перекрикиваясь через чужие головы – чего старшему канониру все–таки не позволяли остатки воспитания. Поэтому, и еще из–за тяжелых мыслей, одолевавших его весь день, он отвечал односложно, чаще кивками или выражением лица, нежели словами, и Морено, поняв, скоро оставила его в покое.

– А ну брысь отсюда, мелюзга смазливая! – раздраженно загремел голос Моргана из дальнего угла – оттуда, куда с явной неохотой и в самую последнюю очередь отправился разносивший ром Карлито. Потрясая кулаком в сторону сжавшегося мальчишки, рулевой порывался встать, от чего его удерживали сидевшие вокруг товарищи; однако запас ругани, исходившей из его уст, казался совершенно неистощимым: – Еще будет здесь своей тощей задницей сверкать всякая… всякая… – тут рулевой разразился такой тирадой, что даже капитан Рэдфорд привстал со своего места, нахмурившись. Дойли стиснул кулаки, чувствуя, как в нем закипает желание ударить это бездушное животное – и, по–видимому, он был не одинок в своих желаниях: голос Эрнесты, мгновенно прорезавший общий шум застолья, как бритва – шелковую ленту, зазвенел непривычно высоко и напряженно:

– Карлито, мистер Морган совершенно прав. Оставь это все и иди сюда, – она приглашающее хлопнула по узкому промежутку скамьи между собственным бедром и чужой ногой. – Кувшин поставь на стол, кто захочет выпить – сам встанет и нальет себе, – жестко прибавила Морено, окинув сидящих матросов взглядом и задержавшись на рулевом – тот уже перестал буянить и сидел, уставившись в пустоту и тихо, размеренно ругаясь такими словами, которых даже бывалые моряки старались избегать в своей речи.

– Да будет тебе, Фрэнки, – примирительно загудел со своего места Макферсон, жестами призывая окружавших рулевого матросов поскорее налить тому. Осушив большую кружку рома, Морган тяжело вздохнул и облокотился на стену – жгучая злоба в его глазах понемногу сменялась тупой усталостью. Карлито, с испугом оглядываясь на него, подошел ближе к дожидавшейся его Эрнесте и остановился в нерешительности, глядя на густо заполненную людьми скамью. Заметив это, девушка сразу же повысила голос:

– Ребята, вы не могли бы чуточку сдвинуться? Мистер Дойли, и вы – тоже, прошу вас!

Расчет ее оказался верен: Эдварду, сидевшему буквально с самого краю скамьи, освободить место представлялось только одним способом – попросту встать; почти машинально выполнив требование девушки, он и сам только через пару секунд осознал это и с удивлением обернулся в ее сторону. Морено улыбалась:

– Вам тоже не хватило места? Не беда, садитесь сюда. Мы с Карлито люди не гордые, подвинемся. – За столом при этих словах послышался взрыв громкого смеха, и Эдвард, вспыхнув от злости, сквозь зубы проговорил:

– Благодарю вас, не стоит, – лишь запоздало поняв, что едва ли кто-то из матросов вообще обратил бы внимание на всю эту странную рокировку и тем более нашел в ней что-то смешное. Эрнеста вздернула подбородок, однако уговаривать его более не стала: Рэдфорд уже сделал Макферсону жест рукой, и тот мгновенно сдвинулся в сторону, освобождая угол стола напротив капитана и самой Морено:

– Садись, сынок. Чего стоять-то, словно неродной?

Эдвард сел, оглушенный собственной несообразительностью и чувством вины за нее: ведь не столь же много он выпил, чтобы настолько не понимать происходящего?! Или это полгода на этом судне окончательно лишили его рассудка? Он поднял голову: за столом оглушительно кричали очередную здравицу в честь новопровозглашенного старпома – не пили только три человека: рулевой Морган, весь вечер угрюмо молчавший над своей тарелкой, Рэдфорд, объяснявший своему подопечному, как следует пить, и Эрнеста Морено, которая даже не подняла кружки, глядя куда-то в пустоту, мимо всех. Заметив, что Дойли смотрит на нее, она вздрогнула, с досадой дернула плечом и залпом выпила свой эль.

– Мэм! – неожиданно возопил не в меру смелый – или просто слишком пьяный – матрос Айк по прозвищу Рыжий, высоченный разбитной шотландец с огненной кудрявой шапкой волос на голове, сидевший рядом с боцманом. – А правду мистер Макферсон говорит, мол, что вы будто бы в первый раз человека убили в одиннадцать?

– Остынь, Айк! – спешно осадил его высокий и нервный доктор Хоу, отлично понимавший, чем чреваты такие вопросы. Даже Рэдфорд поспешил свободной рукой накрыть лежавшую на столе и невольно сжавшуюся в кулак ладонь девушки.