Читать книгу - "Сальватор. Том 2 - Александр Дюма"

Он пошел прямо на несчастного шута, скрежеща зубами, сжимая кулаки и бросая на него угрожающие взгляды.

– А-а, это ты, проклятый паяц?! И ты еще смеешь мне указывать: «Сюда, старик!» – проревел плотник.

– Да, именно так, господин Бартелеми, – пролепетал Фафиу. – Я не хотел, чтобы с вами случилось несчастье.

– Почему?

– Потому что вы хороший человек!

– Значит, когда ты сказал: «Сюда, старик!» – ты не собирался меня дразнить? – спросил Жан Бычье Сердце.

– Вас? Дразнить? – задрожал шут. – Да нет, я просто хотел вас предупредить. Вон, смотрите, сейчас солдаты будут стрелять!

Скорее бежим вот сюда. У меня здесь живет одна знакомая, мы можем переждать у нее.

– Ладно, ладно! – проворчал Жан Бычье Сердце. – Не нужны мне ни твои советы, ни твое покровительство.

– Да пригнитесь хотя бы, пригнитесь! – крикнул Фафиу, пытаясь притянуть великана к себе.

Но в эту самую минуту плотника окутало облако дыма, раздался оглушительный грохот, засвистели пули, и Фафиу упал к его ногам.

– Тысяча чертей! – выругался Жан Бычье Сердце, грозя солдатам кулаком. – Так здесь убивают?

– Ко мне, господин Бартелеми! Ко мне! – пролепетал шут умирающим голосом.

Эта сцена тронула славного плотника до глубины души. Он наклонился, подхватил Фафиу поперек туловища и открыл ногой дверь, на которую ему указывал шут и которую на всякий случай прикрыли во время их спора.

Он исчез в подъезде в то самое время, как г-н Рапт поднял свою лошадь, прыгнул в седло и заорал:

– Изрубить негодяев! Расстрелять!

Отряд всадников понесся на баррикаду.

Восемьдесят лошадей, пущенных в галоп, проскакали по телам Карманьоля и Овсюга.

Помолитесь за спасение их душ!

Зато Жибасье удалось высвободить голову, он ползком добрался с большим трудом до тротуара как раз напротив того места, где исчез Жан Бычье Сердце, унося Фафиу.

– Ну вот, мы в подъезде, – проговорил плотник. – Куда теперь?

– Шестой этаж, – едва слышно выдохнул шут и лишился чувств.

Великан миновал пять этажей, не останавливаясь: у него были сильные руки, и он почти не чувствовал тяжести.

Добравшись до нужного этажа – а это был самый верхний этаж, – Жан Бычье Сердце остановился: он оказался в середине коридора, куда выходили семь или восемь дверей.

Не зная, куда постучать, он спросил совета у Фафиу. Но несчастный актер не подавал признаков жизни: он смертельно побледнел, губы у него посинели, а глаза закатились.

– Эй, парень! – взволновался Жан. – Э-гей, отзовись!

Фафиу оставался недвижим.

При виде его бледности плотник смягчился и, пытаясь справиться с охватившим его волнением, пробормотал:

– Парень! Вот черт! Эй, парень, очнись! Не можешь же ты умереть, черт побери! До чего глупые у тебя шутки!

Но актер и не собирался шутить. Его ранило в плечо, и он по-настоящему лишился чувств от боли и потери крови, а потому не мог произнести ни звука.

– Дьявол! – снова выругался Жан, что можно было понять как вопрос: «Как быть?»

Он подошел к ближайшей двери, стукнул локтем и крикнул:

– Эй, кто-нибудь!

Скоро в замке повернулся ключ, и испуганный буржуа появился на пороге в рубашке и ночном колпаке.

Он держал в руке свечу, и она дрожала в его пальцах, точь-в-точь как подсвечник в руке Сганареля, когда тот провожал командора к Дон-Жуану.

– Я зажег, господа, зажег, – поспешил заверить буржуа, полагая, что это пришли проверить, как он проявляет симпатию к выборам.

– Да не в этом дело! – перебил его Жан Бычье Сердце. – Этот человек, – показал он на Фафиу, – тяжело ранен, кажется, у него здесь знакомая, я и решил отнести его к ней. Вы здесь живете и, наверное, знаете, в какую дверь я должен постучать.

Буржуа с опаской взглянул на актера.

– Эй, да это господин Фафиу! Вам, верно, сюда! – сказал он и указал на дверь напротив.

– Спасибо! – поблагодарил Жан и направился, куда ему сказали.

Он постучал.

Через несколько мгновений до его слуха донеслись легкие шаги, кто-то пугливо приблизился к двери.

Жан постучал в другой раз.

– Кто там? – спросил женский голос.

– Фафиу! – отозвался плотник, ему казалось вполне естественным сообщить не свое имя, а актера.

Но он просчитался. Приятельница Фафиу знала не только самого шута, но и его голос, а потому крикнула:

– Ложь! Это не его голос!

«Дьявольщина! – выругался про себя Жан Бычье Сердце. – Она совершенно права. Как она может узнать голос Фафиу, если говорю я?!»

Он задумался, однако, как мы уже говорили, Жан не отличался сообразительностью.

К счастью, на помощь ему пришел буржуа.

– Мадемуазель! – заговорил он. – Если вы не узнаете голос Фафиу, то, может быть, мой покажется вам знакомым?

– Да, – отозвалась девушка, к которой он обращался. – Вы – господин Гиомар, мой сосед.

– Вы мне верите? – продолжал г-н Гиомар.

– Разумеется! У меня нет оснований вам не доверять.

– В таком случае, мадемуазель, ради Бога, отоприте дверь! Господин Фафиу, ваш друг, ранен и нуждается в помощи.

Дверь распахнулась с быстротой, не оставлявшей сомнений в том, какой большой интерес питает девушка к актеру.

Это была не кто иная, как Коломбина из театра, принадлежавшего мэтру Галилею Копернику.

Она изумленно вскрикнула, увидев своего друга без чувств и в крови, и бросилась к Фафиу, не обращая внимания ни на Жана, который нес его бесчувственное тело, ни на буржуа, который увереннее держал свечу, с тех пор как понял, что лично ему опасность не угрожает.

– Ну, мадемуазель, не угодно ли вам принять несчастного малого? – проговорил плотник.

– Конечно! Скорее! – вскричала Коломбина.

Буржуа прошел в спальню первым, освещая дорогу. В комнате стояли только несколько стульев, стол и кровать.

Жан, недолго думая, положил Фафиу на кровать, не спрашивая у хозяйки позволения.

– Теперь осторожно его разденьте, – приказал он, – а я пойду за врачом. Если он придет не сразу, не беспокойтесь: в такую ночь, как сегодня, пройти по улице не так-то просто.

Славный Жан Бычье Сердце сбежал по лестнице и поспешил к Людовику.

Людовика дома не было, но вот уже два дня все знали, где его искать.

Два дня назад Розочка была возвращена на Ульмскую улицу.