Читать книгу - "Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество - Виталий Шипаков"

– Да разве можно было Елену без охраны оставлять? Ну, пропойцы, пусть мне только на глаза попадутся, я им хари-то всем поразобью, а отцу твоему первому, за ним давно должок имеется, – окрысился Максимка.

– Уймись, неча после драки кулаками махать, – осадил его хорунжий. – Может, так и к лучшему. Какой с них толк? Все одно имение не отстояли бы. Вот если б мы нагрянули пораньше – тогда иное дело. Ладно, теперь уж ничего не изменишь. Пошли в дом, малец-то, вон, совсем закоченел, – рассудительно сказал подошедший к ним Назарка Лихарь.

Арина было направилась к крыльцу, но тут же спохватилась.

– Митенька, помоги княгиню в баньку отнести. Я слыхала, что покойных, прежде чем земле придать, непременно надобно омыть, а ее-то и подавно, она же вся в крови.

Разгуляй шагнул к Елене, но Бешененок отстранил его.

– Не лезь, дай я. Мне уже однажды доводилось не казака, а бабу в последний путь провожать.

– Когда это? – удивленно вопросил Митяй.

– Когда маму хоронил. Не отцу ж, убийце ейному, это дело было доверять.

Пригладив растрепанные Андрейкой чудные Еленкины волосы, Максим взял на руки мертвую красавицу и, строго глянув на Аришку, приказал:

– Пошли, чего рот разинула, княгиню будешь на свидание с богом наряжать. И знай – покойных следует не в бане обмывать, а прямо в их жилище. Меня в этом сам отец Герасим просветил.

39

Прощались казачки со своею княгиней-атаманшей утром следующего дня. Разгуляй могилу рыть велел не возле озера, где был схоронен ее муж, а чуть подалее, на взгорке. Он совершенно справедливо порешил – пусть Новосильцев покоится на берегу, к своей невесте ближе. Еленке же в ином, гораздо лучшем мире, совсем другой попутчик предназначен.

Аришка постаралась, чтоб подруга и после смерти оставалась раскрасавицей. Она одела Елену в ее любимое белое, расшитое каменьями платье, а на днище гроба положила шубу князя Дмитрия. Кромешники не тронули княгининых нарядов. Трубецкой, обходя терем, запретил кому б то ни было заходить в ее спальню. Почему он это сделал? Наверно, потому, что у него пока еще имелась совесть.

То ль благодаря Аришкиным стараниям, то ли оттого, что даже смерти оказалось не под силу одолеть Еленкину красу, в гробу она лежала, как живая, лишь огромные глаза ее были закрыты, словно во сне, да губы сделались из алых бледно-розовыми.

Несли княгиню на погост Митяй с Лунем и Петр с – Максимкой. Игнатовы друзья и мужики вернулись из деревни прошлым вечером. Бить, конечно, Бешененок никого не стал, увидев скорбное отчаяние на лицах гулеванов, но что думает обо всем произошедшем, объяснил в подробностях. При этом сволочи да сукины сыны были его самыми ласковыми словами. Окончив свою пламенную речь, он неожиданно добавил, обращаясь к плачущему, впрочем, как и все другие, Петру:

– Ты вот что, домовину для Елены сделай. Не знаю уж, как вы, а я так не смогу в глаза ей землю сыпать.

Когда гроб опустили в могилу и комья мерзлой земли ударили по его крышке, Андрюха Лунь, не проронивший за все время ни единого слова, горько зарыдал да уткнулся рано поседевшей головою в плечо хорунжего.

– Эх, Митька, ты бы только знал, как я ее любил.

– Не ты один, мы все ее любили, – еле сдерживая слезы, промолвил Разгуляй. – Даже вон Назар.

– А что Назар, аль я не человек. Увидав такую бабу, не влюбиться невозможно. Да Елена обычной бабой и не была, она была воительница. Одно слово – полковничья дочь, от зова крови даже девке никуда не деться. Ее надобно как атамана хоронить.

Вынув из-за пояса пистоль, Лихарь стрельнул в голубое, без единого облачка небо. Все остальные, кто имел оружие, открыли вслед за ним пальбу.

Когда обряд прощания закончился, а над могильным холмиком водружен был православный крест, Разгуляй достал кинжал и вырезал на нем – Елена Княжич.

– Вот и все, нету больше нашей раскрасавицы княгини. Пойдемте, выпьем за помин ее души, – утирая слезы, предложил Андрюха. Возражать никто не стал. Все: казаки, мужики и даже Строганов с Демьяном направились к имению. Однако у ворот Лихарь, Разгуляй да Бешененок не сговариваясь свернули на дорогу к лесу.

– Вы куда? – окликнул их Лунь.

– На Москву поедем, Ваньку выручать, – ответил за всех Митька.

– А как же поминки?

– Обойдетесь и без нас. Думаю, Елена не обидится.

Мужики, да что там мужики, большинство казаков, не говоря уж про купцов, раскрыли рты. Атамана выручать, конечно же, святое дело, но на сей раз отбить его предстояло не у каких-нибудь ордынцев или ляхов, а у батюшки-царя.

Первой на призыв мятежников отозвалась Аришка. Подбежав к хорунжему с Андрейкой на руках, она с мольбою попросила:

– Митяй, Назарушка, Максимка, меня с собой возьмите. – Нет, – как отрезал, ответил Разгуляй. – Ты теперь ему за мать, – кивнул он на ребенка. – Пропадет же без тебя малец.

Лунь горестно вздохнул, то ли сетуя на судьбузлодейку, то ль на то, что не пришлось винишка выпить, и двинулся вслед за товарищами. Не прошло и нескольких минут, как все казаки, включая Игнатовых приверженцев, прихватив свои нехитрые пожитки да наскоро простившись с мужиками, уже неслись вдогонку за старшинами. У ворот остались только Строганов с Демьяном.

– Семка где? – строго вопросил купец. – Максим Яковлевич был сильно не в духе. Получалось, все его нелегкие старания с премудрыми затеями полетели псу под хвост. – Куда он запропал, сучий выродок? – заорал купец в надежде, что телохранитель все же явится на его гневный зов.

Но парня нигде не было. Кабального холопа Семки вообще не стало. Вместо него в первом ряду мчавшихся на выручку Княжичу хоперцев, бок о бок с Бешененком и Лунем скакал казак Семен Соленый.

40

Как только выехали на большую дорогу, Максим спросил хорунжего:

– Чего Арину-то не взял? Она в Москве бы как лазутчица могла сгодиться. На девку всегда меньше подозрений.

– С меня Елены хватит. И вообще, не бабье это дело, воевать, – уверенно ответил Разгуляй. Обернувшись к Бешененку, он тихо, чтоб не слышали другие, прошептал: – Ты сам-то понимаешь, во что мы ввязываемся?

– А ты?

– Я – совсем другое дело. Я Ваньке клятву дал, что буду другом не хуже Ярославца.

– Когда это успел?

– Как раз в тот день, когда ты его стрелил.

– Ну вот видишь, – усмехнулся Максим. – Обо мне тогда и речи нет. Я же бешеный, да еще и во втором колене, кому, как не такому, против власти бунтовать.

В это время меж купчиной и его приказчиком шел не менее интересный разговор.

– А мы, Максим Яковлевич, куда теперь отправимся? – полюбопытствовал Демьян.

Чуток подумав, хозяин обреченно махнул рукой:

– Тоже в Москву.