Читать книгу - "Крест командора - Александр Кердан"

Чириков несколько лет будет писать во все инстанции, добиваться снаряжения новой экспедиции к Америке. Но все его усилия окажутся безрезультатными, не будут услышаны сильными мира сего, иначе говоря, придутся не ко времени.

Взявшая при помощи роты преображенцев власть в стране «дщерь Петрова» Елизавета, на словах ратовавшая за продолжение дел своего великого отца, будет столь же далека от моря и морских исследований, как её предшественники. География новой императрице всегда будет казаться чем-то вовсе не интересным, далеким от реальной жизни. Елизавета Петровна до конца дней своих будет убеждена, что в Англию можно попасть посуху, в карете, и никто не сможет её переубедить в обратном…

Тем паче что и ближайшее окружение новой императрицы оказалось столь же далёким от понимания необходимости освоения новых земель. Возможно, тут не обошлось без участия Скорнякова-Писарева, которого вернули из ссылки и приблизили ко двору. Он не преминул поквитаться со своими живыми и мертвыми противниками. Вследствие начатой им интриги, в 1743 году Сенат постановил: «Ту экспедицию, от которой Сенат нималого плода быть не признавает, надлежит вовсе отставить».

Елизавета Петровна, восхождение которой на трон молодой Михайло Ломоносов приветствовал восторженными стихами: «К тебе от всточных стран спешат Уже Американски волны…», ничтоже сумняшеся скрепила сенатское решение резолюцией: «Быть по сему». Одним росчерком пера она не только похоронила великие замыслы своего покойного родителя, но и перечеркнула беспримерные труды многих тысяч русских и нерусских людей, положивших все силы и здоровье на алтарь служения Отечеству, живота своего не пощадивших, раздвигая границы империи. Что ж, недуг зрения часто поражает монархов, когда желаемое зрится как действительное, а реальность искажается, увиденная не под тем углом…

Дальнейшая судьба участников экспедиции сложилась по-разному. Дмитрий Овцын долго командовал небольшим кораблём на Балтийском море и в конце концов стал обер-штер-кригскомиссаром – высшим интендантом российского флота.

Дослужились до адмиральских эполет Дмитрий Лаптев и Степан Хитрово. А вот героический Семен Челюскин более десяти лет никак не мог получить даже мичманское звание. Карьера у него так и не сложилась до конца службы. В чине капитана 3‑го ранга он был отпущен домой за болезнью и старостью.

С большим опозданием были оценены честные труды многострадального Михайлы Гвоздева. Получив чин подпоручика, в 1759 году он вышел в отставку и обосновался в Тобольске, где ещё несколько лет выполнял различные поручения сибирского губернатора Фёдора Ивановича Соймонова – возвращенный из ссылки любимец Петра Великого и соратник казнённого кабинет-министра Артемия Волынского высоко ценил знания и опыт старого геодезиста.

Вдова Беринга – Анна Матвеевна многие годы после смерти мужа добивалась себе пожизненной пенсии, то прибавляя, то убавляя в прошениях свой возраст. Она все боялась упустить выгоду и прогадать, ведь жены морских офицеров, овдовевшие до сорока лет, получали полный годовой оклад супруга, а те, кто остался без мужа после этого срока, могли претендовать на пожизненную пенсию, но меньшую по номиналу. Очевидно, запутавшись в денежных расчетах, она так задурила головы чиновникам в Адмиралтействе, что в 1750 году ей, уже далеко перешагнувшей сорокалетний рубеж, определили выдать один годовой оклад покойного командора вместо требуемых по закону пожизненных выплат.

Мартын Шпанберг воспринял гибель земляка-командора как возможность наконец-то стать в экспедиции главным. Он всячески мешал её работе и даже приказал перехватывать инструкции из Адмиралтейства и доставлять их к нему, а не к Чирикову. Когда же в строгом рескрипте адмирал Головин сделал ему выговор, Шпанберг самовольно покинул Охотск и возвратился в Санкт-Петербург. За этот проступок, приравненный к дезертирству, в 1745 году он был арестован. Военный суд приговорил его к смерти. Однако при помощи королевского посланника Юст Юля Шпанбергу удалось избежать наказания как датскому подданному…

Примерно в это же время в Тюмени, на квартире флотского лекаря Теодора Лау, от горячки в возрасте тридцати семи лет умер одержимый натуралист и неутомимый исследователь Георг Вильгельм Стеллер, так и не успевший опубликовать ни одно из своих научных открытий.

Алексей Ильич Чириков, получивший чин капитан-командора, последние годы жизни сильно недужил, но службу не оставил. Как всегда, думая более о других, нежели о себе, он добился выплаты пенсий и пособий для подчинённых, потерявших здоровье в экспедиции, завершил подробный отчет о ее работе. В 1745 году Чириков был переведён по болезни в Санкт-Петербург. Передавая команду, казну и письменные дела Свену Вакселю, верный себе, он оставил такую инструкцию: «Впредь хлебного жалования извольте требовать на служителей вперед помесячно, а на офицерских денщиков наперёд же по третьям года…»

В столице, вместе с братьями Лаптевыми, Дмитрием Овцыным, Софроном Хитрово, Степаном Малыгиным, Чириков завершил составление «Карты Генеральной Российской империи, северных и восточных берегов, прилежащих к Северному и Восточному океанам с частью вновь найденных через морское плавание западных американских берегов и острова Япона».

Эта карта была так ценна, что за ней тут же начали охоту все иностранные резиденты в Санкт-Петербурге. И хотя по решению Сената материалы экспедиции должны были храниться в строжайшем секрете, уже через полгода британский посол лорд Гинфорд победно рапортовал в Лондон, что ему удалось добыть копию карты и списать журнал Беринга.

Специальное расследование, начатое в этой связи начальником кабинета новой российской императрицы бароном Черкасским, вывело его на президента Академии наук Иоанна-Даниила Шумахера, уже не однажды замеченного в воровстве секретных сведений. Впрочем, вороватому академику всё опять сошло с рук.

А вот французскому посланнику маркизу де ля Шетарди повезло меньше. Он был выслан из России за противоправную деятельность. Указ о высылке зачитал ему генерал-аншеф Андрей Иванович Ушаков. Он и при новом царствовании не только не утратил своего высокого положения, но даже получил графский титул. Шетарди, едва увидев Ушакова, переменился в лице и, как тот донёс Елизавете: «при чтении указа столь конфузен был, что ни слова в оправдание своё сказать или что-либо прекословить не мог». Маркиз, очевидно, хорошо знал, что в России есть места холоднее и неприветливее Санкт-Петербурга и почёл за лучшее грозному Ушакову не перечить. Вскоре вслед за своим патроном был полностью разоблачён и Жозеф Делиль. Его лишили пенсиона и отстранили от академии. Однако перед отъездом во Францию он сумел скопировать знаменитую карту Чирикова и в Париже бесцеремонно присвоил себе её авторство…

К счастью, Алексею Ильичу Чирикову узнать об этом уже не довелось. Закончив работу над «Картой Генеральной», он, смертельно больной, спеша как можно больше успеть, тут же начал разработку прожекта о камчатских делах. Уже через год представил в Адмиралтейство план хозяйственного освоения Алеутских островов и выверенные расчёты затрат на новые плавания к ним. Он настоятельно предлагал на открытых берегах Аляски, «обыскав удобное место, построить крепость и приводить тамошних народов ласкою (употребляя осторожность, чтоб самих наших людей не повредили) в подданство державе Российской».