Читать книгу - "Остров в океане - Джилберт Клинджел"

сказать. Они как будто не спешили, но, несомненно, плыли по каким-то делам, для них весьма важным. На какой-то миг меня охватило почти непреодолимое искушение пойти за ними, но, зная, что я смогу уйти не далее чем на длину шланга, если даже луфари позволили бы мне сопровождать их, я сдержался и остался стоять на месте, наблюдая, как они исчезают из виду.

Две стаи рыб ушли в глубь океана, каждая своим путем, и это навело меня на мысль о том, какой деятельной жизнью живет море у берегов. В своем воображении я увидел, как такие же косяки двигаются в темных или освещенных луной водах всех океанов нашей планеты. В прибрежных водах одного только Инагуа пульсирует несметное количество этих живых потоков, направляющихся в коралловые леса или покидающих эти воды.

Всякий раз, когда я окажусь ночью на морском берегу, я буду думать не о волнах, которые плещутся у моих ног, а о вьющихся змеей громадных косяках, уходящих в глубины океана и возвращающихся обратно никем не видимыми, никем не замеченными. И мысль об этих миллионах живых существ, спешащих по своим делам, терзаемых миллионами надежд и разочарований, сталкивающихся с миллионами проблем и разрешающих их каждый на свой лад, спасающихся от миллионов врагов, дающих жизнь миллионному потомству и умирающих миллионами смертей, — мысль о них преисполняет меня безмолвным благоговением.

Когда луфари скрылись, я направился в подводную долину — заглядывать туда перед концом каждой подводной экскурсии вошло у меня в обыкновение. Там я долго стоял на месте, наблюдая призрачные тени, возникающие из мрака и снова сливающиеся с темнотой. Наконец мимо меня пронеслась группа крупных рыб. По сверкающим зубам, похожим на лошадиные, я узнал морских попугаев. Они сломя голову мчались к верхним разветвлениям кораллового рифа, и тут я вспомнил, что и мне пора наверх, потому что это не мой мир и я уже достаточно в нем пробыл.

Глава восемнадцатая

На краю мира

В шлеме и под забралом, как какой-нибудь средневековый рыцарь, я неподвижно стоял на морском дне в предпоследний день своего пребывания на Инагуа и рассматривал груду желтых каменных глыб, на которые только что опустился. Глубина здесь была около сорока футов. Затем я наклонился, присел и подпрыгнул. Меня понесло вверх — пять, десять, двадцать футов. Движение замедлилось, я на мгновение застыл на месте и снова приземлился на гладкой песчаной полосе. Переведя дыхание, я повернулся и с облегчением посмотрел на острые обломки скал, с которых совершил свой удивительный прыжок. Хорошо, что я правильно рассчитал расстояние: малейшая ошибка могла привести к серьезнейшим ранениям. На что только не способен человек из простого любопытства, подумал я. Никаких других оснований для этого рискованного предприятия, да еще перед самым отъездом, у меня не было. Мне казалось, что с меня уже хватит подводных прогулок, но одна мысль не давала мне покоя. Не один раз я рассматривал с берега одно место в океане, где его светло-зеленый цвет внезапно переходил в темно-синий. Дно тут резко понижалось до тысячи двухсот морских сажен — внезапный и крутой срыв в самые грозные глубины. И настал миг, когда я больше не мог противиться искушению: я должен увидеть подводную пропасть и постоять на ее краю!

И вот я шел подавшись вперед, чтобы легче было преодолевать сопротивление воды. Пока это был только легкий холодок, предупреждавший о том, что ждет впереди, некое подобие свежести, которая чувствуется в сентябрьском воздухе перед началом листопада. Меня охватило чувство одиночества. Мне казалось, что я один на свете и, кроме меня, в этом мире никого нет. Впрочем, так оно и было. Правда, всего лишь в семидесяти футах от меня находился лодочник, приводивший в движение воздушный насос, но не все ли равно, в лодке он или на Марсе, если нас разделяет непроницаемая поверхность океана! Я знал: человеческая нога никогда не ступала по этим местам и я первым из людей увижу край подводной пропасти, срывающейся на семь тысяч футов в абиссальную[96] бездну, в настоящие океанские глубины. Быть может, я чувствовал себя таким одиноким из-за мертвой тишины, ибо я не слышал ничего, кроме легкого свиста нагнетаемого воздуха.

Нервничая, я дернул за спасательную веревку, чтобы проверить, достаточно ли прочно закреплен ее верхний конец. Все было в порядке. Я даже ощутил движение лодки, качавшейся на волнах. Взглянул наверх и внимательно огляделся по сторонам; лодочник предупреждал меня, чтобы я был осторожен: у края пропасти собираются крупные акулы и барракуды. Как и в первый раз, спускаясь под воду у рифа, я только посмеялся над ним, но сейчас, вспомнив мое тогдашнее приключение и будучи целиком предоставлен самому себе, чувствовал себя далеко не так уверенно.

Я добрался до края пропасти скорее, чем предполагал, и впился глазами в синюю пустоту. Твердый грунт под ногами исчез, дно стало мягким и податливым. Песок под ногами медленно двигался и сползал в сторону бездны, и я в ужасе вцепился в спасательную веревку. Хотя я прекрасно знал, что не протащит меня и десяти шагов, как я буду остановлен натянувшейся веревкой и шлангом, тем не менее я не мог поступить иначе — такая пустота была внизу.

Еще не вполне оправившись от испуга, я присел на дно и заглянул вниз: ошеломляющая пустота! А песчаный склон уходил все вниз и вниз, в ужасающую расплывчатость.

На краю пропасти как бы стояла стена леденящего страха. Я пошевелил ногой. Струйка песка двинулась оползнем по склону, увеличиваясь в объеме. Со дна поднялось облачко мельчайшего ила, медленно отошло в сторону и рассеялось. В этом оползне было что-то змеиное, ползучее, ничего похожего на обвал на суше — лишь медленное, мягкое сползание в бездну. Я представил себе, как, должно быть, ужасно скользить беспомощно навстречу смерти, если потеряешь спасительный шланг и веревку и не сумеешь освободиться от балласта шлема. Плавное скольжение вниз, дюйм за дюймом, фут за футом, меж тем как непрерывно увеличивающееся давление сжимает свои беспощадные тиски. И еще я подумал о мраке, который будет сгущаться, пока обморок не сделает его полным, — постепенное сгущение цвета от ультрамаринового в лазурный, от темно-голубого в иссиня-черный, а затем — совершенная тьма.

Тук-тук, тук-тук — едва слышный звук работающего воздухонасоса вернул меня к действительности. Сказав себе, что я в полной безопасности, я позволил любопытству взять верх над