Читать книгу - "Отрешённые люди - Вячеслав Софронов"

Яшка Ерофеич хорошо видел, как медленно сполз с саней на землю и ткнулся лицом в снег Иван Зубарев, но лишь хихикнул про себя, поплотнее запахнул тулуп, подумав: "0дним правдолюбом на свете меньше станет". А советнику Коротневу доложит, мол, сбежал арестант, пущай его теперь сыскные ловят.

Через него, Яшку, проходили чуть ли не все деньги, несомые купцами и прочими торговыми людьми в качестве залога таможенным приставам, офицерам охраны, амбарным служителям, надзирателям. Яшка первым заметил подозрительного "откупщика", который что–то выспрашивал, вынюхивал. И по повадкам и по обличью, по блеску в чистых и не затуманенных глазах признал в нем ту редкую породу правдолюбцев, что нет–нет да появлялись в торговых рядах. Они не собственной корысти ради, а из каких–то не понятных остальным людям побуждений пытались уличить в корысти таможенников, а то брали выше, метя в самого городского воеводу, приписывая и ему в числе прочих получение мзды. Как будто кто–то жил на одно государево жалование, перебиваясь с хлеба на воду. Служба такая — не брать нельзя. Заложено то в русском человеке с младых ногтей, с материнским молоком — выказывать уважение чинам вышестоящим. А уж для торгового люда–то и вовсе непреложный закон, нарушить который почиталось за грех великий. И, пока жив русский человек, будет сочетаться в нем и христианское "не воруй", "не убей", и, наряду с прочими, — дай вышестоящему.

Да если разобраться, то велик ли торговому человеку убыток, когда иной в день или неделю такую прибыль имеет, что простому крестьянину с ежедневными пустыми щами на столе тех доходов до конца жизни хватит и детям еще останется. Не ими тот обычай заведен, не им его нарушать. От начала жизни человеческой на земле так повелось и до скончания века останется.

За подобными мыслями Яшка незаметно задремал и проснулся, лишь когда вахмистр Серафимович ткнул его кнутовищем в бок.

— Эй! — испуганно орал он, соскочив на землю и заглядывая под лежащее на санях сено. — Вставай! Потеряли мужика по дороге. Меня тожесь сморило малость, закемарил, честно скажу. Да я спиной сидел, не заметил, когда он свалился, а ты как не углядел?

— Чего ты так испужался? — недовольно проворчал Яшка, с неприязнью поглядывая на расстроенного не на шутку Серафимыча. — Сбежал, видать, и все дела.

— Как он мог сбежать связанный–то? Нет, тут чего–то не того… Не ты ли его и спихнул? — озарило вдруг его.

— Больно надо, — осклабился Яшка. — А хоть бы и я, и что с того? Туда ему и дорога…

— Так ведь, поди, замерзнет, — Серафимыч глядел на Яшку, как на малое дитя, которое не понимает, что творит. — Возвертаться надобно, искать его срочно, пока беды не вышло. А то еще, не приведи Господи, волки загрызут. Я тут давеча следы видел…

— Ишь чего удумал, — возмутился Яшка и добавил приказным тоном, дальше поехали! У меня приказ от советника Коротнева, что, коль сбежит арестант наш по дороге, то шума не учинять, а добраться до Тобольска и там, в караульную часть доложить все как есть. Так что не шуми, а правь дальше, и он, широко зевнув, натянул на глаза шапку, дав понять, что разговор закончен.

— А кто шумит? Разве то шум? Шум будет, когда замерзнет парень, или, хуже того, обглоданные косточки его сыщут…

— Не твоего ума дело! — взъярился Яшка. — Твое дело кобылой править, так что давай, понужай.

— Да ты в своем уме, Яшка? Креста на тебе нет, не иначе.

— Я те не Яшка, а Яков Филиппович буду. И заруби это себе на носу. Не суйся не в свое дело, айда, поехали.