Читать книгу - "Надсада - Николай Зарубин"

Из пришедших на «смотрины» Курицин оставил только работавших при прежнем мэре Семенове трех первых заместителей.

— Каждый из вас по своей должности практически равен первому лицу, так как в случае надобности может его заменить, что и происходит, когда, например, глава администрации уходит в очередной отпуск или уезжает в командировку. Следовательно, будем предельно откровенны, — начал, взвешивая каждое слово. — Лично меня тот бардак, который творится в жилищно-коммунальном хозяйстве, никак не может устраивать, как не устраивает он и население райцентра, хотя я хорошо понимаю, что не в руководстве здесь дело, а в системе. Однако есть вина и руководства. Поэтому с тобой, Сергей Николаевич, мы не сработаемся. Теперь вы, уважаемая Вера Андреевна. Финансы — это ключ к решению всех проблем территории. Грамотно сформированная доходная часть, а еще грамотнее — расходная сводят к нолю возможность любых потрясений. Вас я знаю как опытного специалиста, я и сам не раз советовался с вами, будучи директором Ануфриевского леспромхоза, поэтому мы с вами заключим контракт с испытательным сроком. А там посмотрим. Ну и ты, Владимир Михайлович, отвечал за социальную составляющую района. Социальная составляющая в советское время рассматривалась как ядро идеологии аппарата администрации, и это было во всех отношениях правильно. Есть ли у нас в районе эта идеологическая составляющая? Таковой у нас нет и не было в помине. Так какой же из этого сделаем вывод? Правильно: на место заместителя по социальным вопросам я буду подбирать другого человека, потому что мне нужен прежде всего грамотный, думающий идеолог. А будет идеология, будет и эффективность работы аппарата администрации, будет управляемость районом.

Все трое смотрели куда-то в пол, не зная, как реагировать на только что произнесенный новым мэром монолог. Между тем на столе появился поднос с рюмками и бутылкой коньяку — его принесла секретарша. Курицин наполнил рюмки, подал каждому, добродушно улыбнулся:

— Коллеги! Я благодарю каждого из вас за работу, и, наверное, то же самое сделал прежний глава, когда прощался с вами. И давайте без обид. Ваша беда лишь в том, что каждый из вас впитал прежний стиль руководства районом, и отступить от сложившегося стереотипа мышления будет очень непросто. Но это вовсе не значит, что я расстаюсь с тобой, Сергей Николаевич, и с тобой, Владимир Михайлович. В ближайшие полторы-две недели я готов буду предложить каждому из вас достойные места работы.

С талантом управленца надо было родиться, и Курицин с таковым родился. В считаные дни пересмотрел личные дела всего штатного состава администрации, поочередно пригласил к себе заведующих отделами, которые выходили из его кабинета взмокшие и растерянные. Вопросы задавал неожиданные и, казалось, порой не имеющие никакого отношения к делу.

— А как бы вы приоделись к приезду гостя из-за рубежа? — спрашивал какую-нибудь рядовую чиновную особь. — Ну вот пришел бы он в администрацию и захотел познакомиться с работой вашего отдела?.. И как вы считаете: можно ли считать брючный костюм стилем деловой женщины?

Отваливался к спинке стула, смеялся, показывал рукой, мол, аудиенция окончена.

Особь вставала со своего места, поворачивалась спиной к шефу и шла к двери. Шла, втянув голову в плечи и чуть ли не спотыкаясь на каждом шагу.

— Весело тут у тебя, Витек, — не сразу обратил внимания новый мэр на незаметно вошедшего Белова, который стал свидетелем только что развернувшейся перед его глазами сцены «тестирования».

Курицин перестал смеяться, глянул исподлобья на приятеля: обращение «Витек» должно было опустить его с небес на землю. И ответ последовал:

— А ты как бы хотел, Вовчик? Я должен знать, с кем предстоит работать целых пять лет. Мне паразиты и дураки не нужны, мне нужны хорошие, знающие исполнители.

— Почему же только исполнители? — усмехнулся Белов.

— Потому что в доме должен быть только один хозяин. Ну а в рамках своих непосредственных обязанностей — пожалуйста, проявляй инициативу. Не запрещаю.

— И мне так же… разрешаешь проявлять инициативу? — продолжал задирать Курицина усмехающийся Белов.

— Ты, Владимир Степанович, ее, эту самую инициативу, проявил только что. А если серьезно: по делу ко мне или так, поздороваться зашел? — так же, не теряя самообладания, продолжил новый мэр.

— Уже запросто, по-товарищески и зайти нельзя, — ворчал, с кривой усмешкой на губах, Белов. — Ты бы хоть для начала присесть предложил да чаю покрепче. Устал я. Позавчера приехал из Иркутска и почти двое суток мотался по лесосеке.

— Что-то долгонько пребывал в Иркутске. Жена твоя звонила, мастера с участков доставали. Хотя… — сделал паузу Курицин. Я и сам на некоторое время выпадал из череды повседневных дел.

С давних пор их знакомства на сугубо личное было как бы наложено табу. Ни Курицин, ни Белов никогда не рассказывали о своих связях с женщинами, о своих пристрастиях и симпатиях. Виктору Николаевичу не позволяло это делать его почти аристократическое воспитание. Белову — присущие его роду черты характера и еще, может быть, вера. Именно вера, корни которой уходили к старообрядчеству, о чем он никогда не думал, но что жило в нем помимо его воли. И сейчас он, не колебаясь, съязвил:

— Ты что: деньки мои считал? Не было и не было, а с женой я и сам как-нибудь разберусь, прижму хвост, чтобы не названивала.

— Прижми, лишние разговоры ни к чему…

— Я сделаю так, как посчитаю нужным, — спокойно оборвал приятеля Белов, которого начала раздражать самоуверенность Курицина. — Ты в это кресло сел, чтобы дело делать.

«Ишь ты, — подумалось неприязненно. — Указывать он мне будет. Высоко взлетел, да скоро позабыл, благодаря кому взлетел. Ежели надо будет, на грешную землю опустить нетрудно…»

Хамовитость приятеля раздражала и Курицина.

«Потешь себя мыслью, что ты еще чего-то стоишь… Потеэшь… — думал и он мстительно. — Только где стоишь, там и сядешь…»

Но что бы ни думали в данный момент эти два человека, каждый из них прекрасно осознавал, что поврозь им сейчас нельзя — слишком многое связывает, и слишком многим они обязаны друг другу.

— Я, Степаныч, на это место главы района уж во всяком случае пришел не хапать, — схитрил Курицин. — А коли не хапать, то и держаться за это место не буду. Кое-какой капитал и у меня прикоплен — не пропаду. Только будет ли оттого польза хотя бы нашему с тобой бизнесу?

— Ладно, не задирайся, — в другом тоне заговорил и Белов. — Можешь считать, что я просто зашел поздороваться.

— Тогда — здравствуй, Владимир Степанович, — выдавил из себя радушную улыбку новоиспеченный мэр. — А теперь о деле. Еще недавно я думал примерно так: вот изберут главой, проведу во благо населения две-три программы, и будем мы с тобой бабло ковать, создавая свою собственную империю. Сегодня я понимаю еще и другое.

— И что же? — насторожился Белов.

— Во время предвыборной кампании я встретился с добрым десятком тысяч жителей Присаянского района. Поначалу был просто азарт и желание в чем-то обойти соперников. Потом вдруг неожиданно для себя стал видеть глаза людей, в которых и вера, и надежда, и злоба, и отчаянье. Весь спектр чувств, кроме любви. Любви, конечно, не ко мне как к кандидату. Хотя бы друг к другу, к своей земле, на которой жить детям, внукам. Так по крайней мере должно было происходить в идеале. Именно за эти ценности люди должны были прийти на свои участки и проголосовать. Однако более всего меня поражало в этих глазах равнодушие. Бездна равнодушия, которое потом вылилось в проценте проголосовавших. Подавляющее большинство населения отсиделось по своим норам и это далеко не самая затурканная часть избирателей — учителя, врачи, в общем — интеллигенция, черт ее побери! А вот бомжи, что прячутся по канализационным коллекторам и которым выдали по какой-нибудь полусотке, наркоманы и пьянчуги явились на избирательные участки в полном составе.