Читать книгу - "Родовая земля - Александр Донских"

Поздно вечером в тёмном углу церкви, которая была сплошь забита вповалку спящим полуголодным, простуженным, плохо одетым народом, Василий приметил невдалеке от своей разостланной шинели Наталью Романову. Она лежала на полу на обгоревшем матрасе, тоненько постанывала и металась в жару. Он с трудом пробрался к ней, переступая через скрюченные тела, присел на корточки, положил ладонь на её воспалённо-горячий потный лоб. Заботливо подоткнул под неё одеяло. Наталья неузнаваемо изменилась — выхудала так, что костисто, угловато выпирал подбородок, некогда округлый, девчоночий; серовато-бледное лицо было по-старушечьи сморщенным, даже несколько дрябловатым, губы вычернились и скошенно запали, как у покойника. Это была не девушка, которой только-только исполнилось двадцать, а — старушка. Василий, может быть, и не признал бы Наталью, если бы не голос её певучий и тонкий, который он ещё помнил и смешливым, трезвонистым. Когда-то вот этот самый её нежный, порой трогательно робкий голосок и потянул Василия к Наталье. Вспомнилось ему, как он после вечёрок, провожая, неловко тыкался губами в её щёку, как дрожали его руки, когда обнимал её за талию, дерзко-робко скользил ладонями то выше, то ниже.

Любил ли Василий Наталью? — он, спроси кто у него, видимо, не смог бы вразумительно и определённо ответить, но нежное печальное чувство, несомненно, взволновалось в его груди. И он затаённо и недоверчиво стал ожидать какого-то развития этого ощущения, этого сладостного разговора со своим сердцем.

Дряхлая, высохшая, как надломленная ветвь, старушка Орехова, полусидя дремавшая рядом с Натальей, очнулась, шамкая беззубым землистым ртом, сказала Василию:

— Сироткой круглой-раскруглой осталася Наташка: все еёные сгибли в огне, а она босиком да в юбчонке металась по морозу. Вся тепере в жару. Не помёрла бы. — Старушка, перекрестившись, плотно закуталась скатавшейся ветхой шалью, снова задремала.

Василий, хотя и навидавшийся через край смертей, испугался так буднично и неприкрыто произнесённого «Не помёрла бы». Перетащил поближе к Наталье свою шинель, котомку с иконой, и всю ночь просидел возле больной. Бегал то за кипятком, то за отваром, то разыскивал тёплые вещи, свечку, то ругал заснувшего мужика, который дежурил возле топившейся печи, но не подбрасывал вовремя дрова. Чуть застонет она, шевельнётся — он дёрнется, весь натянется, и сердце его тревожно и больно содрогнётся.

Над ними стояли тёмные, мрачные своды, с иконостаса смотрели на них невидимые лики святых, закрытые царские врата уныло и тускло, как бы ничего не обещая, поблёскивали, а вокруг тяжело, неспокойно спали люди. И настающее утро если что-то и обещало Василию и Наталье и всем этим сведённым общей бедой людям, то только более светлое, чем своды церковные, небо, открытые двери на улицу, привычные лики святых и знакомые лица людей, ожидающих лучшей доли. И день обязательно настанет, и непременно будет светло, потому что так заведено в мире. И во что бы то ни стало надо надеяться на благоприятный поворот в судьбе, а иначе зачем проходить путь земной? — зрело в уставшей, но молодой душе Василия.

Он ухаживал за больной, как никогда ещё в своей жизни ни за кем не ухаживал.

Так он с неделю просидел рядом с Натальей. Казалось, напрочь забыл о своей болезни. И на удивление — кашель мало беспокоил, лишь иногда вспыхивало и будто скребло в груди; но температуры не было, и это радовало его и обнадёживало. Ему нужно много, много сил, чтобы и себя спасти, и её, и столько, столько ещё нужно сделать в жизни. А как иначе?

Наталья изредка приходила в сознание, медленно водила воспалёнными глазами, но Василия не признавала. Бредила, объятая жаром.