Читать книгу - "Держатель Знака - Елена Чудинова"

— «Vulpus et uva»[71], mademoiselle Baskakove.

— Je n'ai pas mussi cette traduction.

— C'est dommage.. Vous pouvez Vous asseoir[72].

Тутти села на место с пылающими щеками: такое случалось не первый уже раз. Правота Некрасова подтверждалась: Тутти то здесь, то там обнаруживала позорнейшее свое отставание от сверстниц — это она, привыкшая в советской школе не учась быть первой, быть лучше всех, всегда и во всем быть лучше всех… Иногда начинали терзать опасения, что нагнать так и не удастся…

— Хочешь, я помогу тебе с Федром?

— Нет, спасибо! Как-нибудь обойдусь сама, — вскинув голову отрезала Тутти: девочки шли по уставленному зеленью полутемному вестибюлю первого этажа, Тутти провожала Леру до выхода, где ту обычно ждал после уроков экипаж из дома.

— Почему? Я же действительно могу помочь тебе разобрать его, — недоумевающе протянула Лерик.

— В отличие от тебя я во всем разбираюсь сама, — Тутти как-то слышала от Лерика, что к ней ходят на дом учителя. — Поэтому, может быть, и знаю меньше тебя.

— Значит, ты полагаешь, что все, что я знаю, — только из-за учителей? — сверкнув глазами, остановилась Лерик.

— А по-твоему — сама? — Тутти тоже остановилась напротив княжны. — Что ты вообще в своей жизни делала сама? Легко говорить, что брата расстреляли большевики, и при этом ездить в экипаже два квартала от школы до дома, и учить уроки, и по звонку ложиться спать! А ты знаешь, как расстреливают? Ты это знаешь? Ты это видела? Что ты вообще видела и что ты вообще знаешь?! Я не знаю, почему я вообще с тобой говорю, между нами пропасть — потому что ты, девочка из детской, ничего не можешь противопоставить тому, что знаю я! Ты не имеешь права говорить со мной на равных!

Тутти говорила, не понимая сама, откуда с такой силой выплескивается эта доставляющая ей странную радость жестокость. Она говорила, видя, что ее слова попадают в цель, причиняя боль…

— В таком случае, если ты думаешь… что только ты… Ты можешь вообще со мной больше не говорить! Никогда, слышишь, никогда!..

— Я думаю, что больше нам говорить не о чем!

— Я тоже… так думаю! Если ты… — княжна не продолжила фразы, а замолчала, неожиданно прижав к горлу ладонь, и, словно перестав замечать перед собою Тутти, как будто ощупью найдя стоявшую рядом банкетку, села.

Упоение неожиданно нахлынувшей жестокостью прошло: Тутти стало не по себе. Сидящая на банкетке Лерик низко наклонилась вперед, почти упав головой на колени.

— Ты… что с тобой?!

— …Надо скорее домой… пока приступа нет, — с трудом проговорила Лерик, поднимая на Тутти до желтизны побледневшее лицо. — У меня… астма… вот… что я… знаю.

Когда Лерик нетвердой походкой вышла из подъезда и села в поджидающий ее экипаж, Тутти, сама не зная почему, постаралась заглушить в себе поднимающееся раскаяние. Весь вечер она провела за учебниками, со злостью вгрызаясь в задания на следующий день. Так или иначе, но показать Лерику, что она способна учиться не хуже, было необходимо. Злость оказалась подходящим рычагом, и Тутти, против обыкновения спеша утром в класс, уже заранее торжествовала победу — как нельзя более кстати: уже начинали выводиться итоговые оценки перед каникулами. Место Лерика оказалось пустым. Это вызвало у Тутти такую досаду, что она не сразу связала отсутствие княжны с тем, что произошло накануне, а только услышав разговор сидящих впереди нее девочек:

— Gagarine est absente aujourd'hui[73], — шепнула соседке темноволосая Луиза Молье, вставляя в ручку другое перо.

— Elle est encore malade[74], — ответила соседке Эли Ренар, голубоглазая и белокурая девочка с капризным выражением лица.

«Malade»[75]— это слово связалось вдруг для Тутти со вчерашней ссорой… «Malade» — из-за нее? Из-за этого, казалось, приносящего ей, Тутти, облегчение, ощущения выплескиваемой жестокости?

…После уроков Тутти пошла к начальнице просить разрешения навестить mademoiselle Гагарину.