Читать книгу - "Две горсти песка. Мату-Гросу - Антони Смит"

занималась в основном кузнечиками. Вследствие этого (поскольку не каждый может быть энтомологом, по крайней мере, в нашей экспедиции) даже многие порядки насекомых в этом богатом ими мире остались без внимания.

Аналогично этому, главным образом вследствие недостатка времени, оказалось невозможным охватить даже некоторые основные дисциплины. В лагере не всегда находился хотя бы один энтомолог. Ботаник не имел возможности наблюдать оба сезона — дождливый и засушливый. Практически всю работу над рыбами приходилось проводить не в период их нереста. Орнитолог в лагере был только один раз, и то лишь в течение восьми недель из двухлетнего периода. Никто не изучал муравьев, которые занимают такое господствующее положение в данной местности. Бразильским ученым также было трудно оторваться от своих обязанностей. Тех из них, которые приезжали в лагерь, встречали с благодарностью, поскольку они очень многое знали об этих краях, но они не могли уделить столько времени, сколько хотелось бы им или нам. Сложенное вместе время пребывания в лагере всех ученых примерно равно было тому сроку, который провел в Бразилии Бейтс в те давние, менее лихорадочные дни XIX века.

Однако между прошлым и настоящим было и всегда будет сходство. Те записи, которые каждый вечер делали под побуревшими ветвями пальм в базовом лагере, или в одном из вспомогательных лагерей, или еще где-то, представляли собой смесь науки, предположений и анекдотов. Точно так же обстояло дело и у Бейтса. Так же это происходит и с любым ученым, находящимся в незнакомой обстановке. Почвовед, работающий в яме глубиной четыре метра, в первую очередь интересуется, конечно, слоями почвы, смотрящими на него со всех сторон, но не может не обращать внимания и на другие события.

«Еще один славный день, — писал Дэвид Моффат, — довольно стандартной рабочей рутины еще в одной яме. После обеда я неожиданно столкнулся лицом к лицу со змеей в два с половиной метра — великолепной, с черной макушкой и ярко-желтыми отметинами. Я попытался загнать ее палкой в яму, но она уползла с невероятной быстротой. Это оказалась очень ядовитая змея. Вечером была обычная неистовая писанина».

Почвоведы вызывали у всех нас безграничное восхищение. Они или проходили огромные расстояния, буравя почву через равные интервалы, или же совсем не двигались с места, проводя весь день на дне ямы для почвенного разреза. Насекомые, а также клещи, не теряя времени, набрасывались на них во многом подобно тому, как они поступают в отношении животных, попавших в ловушки, которых быстро поедают (задолго до появления охотника), но всем почвоведам удалось выжить.

«Еще один хороший день, — писал позднее Дэвид Моффат. Взял образцы из каждого профиля. Все еще не разобрался во многих вопросах. Утром профиль казался бесструктурным. После полудня на поверхности разреза показались отчетливые трещины, свидетельствующие о том, что почва имеет призматическую структуру. Дважды прочистил все и выявил еще больше особенностей… Очень жарко, поэтому работал без рубашки. Очень грязно, так что назад шагал покрытый с головы до ног красной почвой. Три грифа кружились надо мной — на одного больше, чем вчера».

Дневники тоже покрывались той же красной пылью. Стоит сейчас взять их в руки, как на память сразу приходят эти ямы, царившая в них жара, а также работающие на дне почвоведы.

Для неспециалиста наиболее заметные особенности почвы в этом районе представляли не огромные толщи выветренной породы, зачастую достигавшие многих метров, а различные обнажения латерита. Твердые, угловатые и закругленные куски латерита венчали большинство бугров в этом районе, что представляло собой серьезное препятствие при ходьбе. Латерит появлялся также в виде прослойки в почвенных разрезах, иногда мощной, иногда нет, иногда глубокой, а местами настолько глубокой, что до нее нельзя было докопаться лопатой. К сожалению, эти «обнажения и подпочвенные слои конкреционных железистых пластов», ходко называемые латеритом всеми остальными из нас, привели к серьезным разногласиям относительно того, как на самом деле следует называть эту породу. Видимо, латерит слишком широко использовался как описательный термин для чрезмерно большого разнообразия различных пород, богатых железом.

Тем не менее после подобных споров этот термин был наконец принят в базовом лагере как характеризующий породу, которая все же соответствует определению (данному du Pree), что латерит представляет собой «пористую, конкреционную, ячеистую, извилистую, шлаковидную, оолитную или бетоноподобную массу, состоящую в основном из окислов трехвалентного железа, с наличием или без наличия механических включений кварца и небольших количеств окиси алюминия и марганца; прочность его переменна, но обычно он раскалывается от резкого удара молотком». А все остальные, когда спотыкались об эту породу или разрезали ботинки об ее угловатую поверхность, продолжали называть ее латеритом, но они тоже начали интересоваться ее ролью в формировании местного ландшафта. Никто не знал точных условий его образования, за исключением того, что почвы, богатые железом, в теплом влажном климате тропиков часто действительно образуют латерит, и это происходит наиболее заметно и интересно в изучаемой нами местности.

Заглядывая в глубокие ямы, в которых мягкая почва залегает далеко от поверхности, а затем наблюдая зарождение участка обрабатываемой земли на какой-то ферме путем уничтожения деревьев, неизбежно начинаешь задумываться о будущей эрозии в этой части штата Мату-Гросу. Почвоведы отмечали:

«Низкое собственное химическое плодородие господствующих бедных почв представляет само по себе фактор, сильно ограничивающий развитие сельского хозяйства. Здесь не только низкое содержание питательных веществ, которые сосредоточены в органической фракции почв. Сельскохозяйственное использование обычно требует вырубки и сжигания растительности, но выделяющиеся вследствие этого питательные вещества смогут обеспечить лишь кратковременное выращивание зерновых. Быстрая минерализация гумуса почвы после сведения леса обусловливает быстрое сокращение способности почвы сохранять ионы питательных веществ, выделенных при минерализации и из золы, что приведет к чрезвычайно низкому уровню содержания питательных веществ через год-два после выжигания. Непрерывные посевы зерновых будут невозможны без применения удобрений, но стоимость их в северной части штата препятствует широкому использованию. Таким образом, несмотря на благоприятный климат и физические свойства почв, пригодных для земледелия, скотоводство представляется здесь наиболее приемлемой формой первоначального использования бедных почв, а их более интенсивное использование должно дождаться общего развития этого района».

Эти истощенные почвы, сильно выветренные и выщелоченные (в результате вымывания содержание минералов в них уменьшается), содержат очень мало ила, несколько процентов органического вещества и весьма мало питательных веществ, таких, как кальций, магний, калий и фосфор. Для фермеров было бы лучше, чтобы на их участке было больше так называемых мезотрофных почв. На вид они коричневого цвета и иные на ощупь. В них больше ила, они менее выветренные и выщелоченные. Кроме этого, у них есть еще одно, наиболее важное, отличие: они