Читать книгу - "Эффект Робинзона Крузо - Игорь Николаевич Гавриленко"

своей власти. Население Приднепровья жило совершенно в других хозяйственных и социальных условиях по сравнению с Византией. Поэтому главное положение христианской догматики, о искуплении, остался чужд новообращенной массе. Сотканные догматы о Христе в египетской Александрии, как и вся остальная философско–теософская система, долгое время остались чуждыми и странными для славянского народа. Но византийские, а затем греческие церковники использовали другие способы укрепления религии. Греческий священник с крестом и воин с мечом, привносили не только новую религию, но и подчинение во имя этой религии государственной власти. Много веков простолюдины жили в двоеверии, рядом с христианским культом продолжали жизнь старые культы. Греческая церковь вынуждена была выставить в противовес прежним местным богам своих христианских святых и рекомендовала строить храмы на месте прежних святилищ. Так в противовес греческому Дионису, египетскому Гору был выдвинут культ святого Георгия (georgos — земледелец). Уже на византийской почве возникло то самое двоеверие, которое официальные русские историки церкви считали почему–то оригинальным русским явлением. В христианских святых и священных реликвиях, люди вновь находили вдруг утраченных богов–покровителей, а на монахов и священников смотрел как на волхвов. Византийские погребальные обряды с учением о бессмертии души и воскресении легко соединились с первобытным культом Смерти. Такой процесс синкретизма облегчался еще тем, что, по существу, все указанные элементы христианских верований и культа вели свое происхождение от тех же анимистических предков.

Несмотря на вековую трансформацию всех анимистических воззрений сначала в горниле египетской Александрии, затем в Греции и на Руси, они все–таки в течении истории периодически очищаются от позднейших модификаций и приводятся к первоначальному виду. Греческие священники, видя то, что не удается истребить память о языческих богах, пошли на управленческую хитрость: они признали реальность существования всех бесчисленных языческих богов, приравняв их к бесам. На местах прежних кумиров и капищ выстраивались храмы, а христианские праздники приблизительно приближены к тем дням, что и языческие. Впрочем, изменилась только номенклатура, а не содержание верований народа, что породило последствия в виде двоеверия и среди высшего слоя общества.

Для константинопольского патриархата новая церковь была колонией, куда могли быть направлены все «излишки» клерикального населения. А излишки эти были весьма значительны: монахи насчитывались десятками тысяч; епископов было до 6000, не считая гражданских прихвостней. Трудно представить в каком количестве жреческий корпус пополнялся ежегодно. Многие не могли прокормиться на греческих хлебах, они голодали и нищенствовали. Как только появилась новая русская церковь, из византийского резервуара хлынули подготовленные отряды просветителей. Из «греков» на Руси появились первые епископы, священники и монахи. Основателем Киево–Печерского монастыря считается афонский монах Антоний. Обустроив собственный священный корпус, константинопольский патриарх не забыл и получить свою выгоду. Новая церковь вошла в подчинение константинопольскому патриархату, и на неё также распространялся общий порядок управления митрополиями.

ГЛАВА 17 РЫЦАРИ КУЛЬТА СМЕРТИ – ХОРВАТСКИЙ ЭКСКУРС

Но взгляды эти кроме того говорили еще другое; они говорили о том, что она сделала уже своё дело в жизни, о том, что она не вся в том, что́ теперь видно в ней, о том, что и все мы будем такие же, и что радостно покоряться ей, сдерживать себя для этого когда–то дорогого, когда–то такого же полного, как и мы, жизни, а теперь жалкого существа. Memento mori, говорили эти взгляды.

Лев Николаевич Толстой. «Война и мир»

Смерть с незапамятных времен поджидала человека за каждым углом, готовая нанести свой роковой удар в любое мгновенье. Беспощадная, быстрая, невидимая и неуловимая. Смерть не разбирает кто перед ней: нищий из трущоб или член королевской семьи. Не ощутивший солнечный свет младенец или повидавший жизнь старик. С другой стороны, страх перед смертью у людей, которые видели ее ежедневно или были окружены ореолом смерти, был не столь велик, как у современного человека; люди не чуждались Смерти, не дрожали перед ней, они не понаслышке Знали, что есть Смерть и «зачем» она. Смерть была повсюду и люди принимали это как должное. Культ смерти, который исповедовали такие люди, выражался в повышенном внимании к теме смерти и имеет психо — социальный феномен. Культ смерти часто наблюдается у различных народов и в различных эпохах, находя многогранное отражение в моде, ритуалах и традициях, искусстве и литературе, а также в архитектуре тех времён.

В политеистических религиях или мифологиях, в которых есть сложная система божеств, управляющих различными естественными явлениями и аспектами человеческой жизни, часто имеется божество, которому назначается функция осуществления контроля над смертью. Включение такого «ведомственного» божества смерти в пантеизме не обязательно. В богословии монотеистической религии один бог управляет и жизнью, и смертью. Однако практически это проявляется в различных ритуалах и традициях и изменяется согласно многим факторам, включая географию, политику, традиции и влияние других религий.

«Помни о смерти» — так обычно переводится знаменитое приветствие латинского выражения «Memento mori». А если точнее: «Помни, что ты смертен» или: «Помни, что придется умирать». В Древнем Риме эта фраза произносилась во время триумфального шествия римских полководцев, возвращающихся с победой. За спиной военачальника ставили раба, который был обязан периодически напоминать триумфатору, что несмотря на свою славу, тот остается смертным. В момент триумфа должен оставаться холодок недовольства собой, а значит военачальника ждут новые свершения, новые подвиги — идеальные условия для смерти. В Древнем Египте, на Юкатане, в Далмации (Хорватия), в Японии, в Индии, у норманнов, и это не полный список, считали так:

«Ты живешь, чтобы умереть. И умираешь, чтобы жить».

Во времена Римской империи у Сенеки в «Письмах к Луцилию» (26, 8; 26, 10) есть такое изречение:

«“Размышляй о смерти!” — Кто говорит так, тот велит нам размышлять о свободе. Кто научился смерти, тот разучился быть рабом. Он выше всякой власти и уж, наверное, вне всякой власти. Что ему тюрьма и стража, и затворы? Выход ему всегда открыт! Есть лишь одна цепь, которая держит нас на привязи, — любовь к жизни. Не нужно стремиться от этого чувства избавиться, но убавить его силу нужно: тогда, если обстоятельства потребуют, нас ничего не удержит и не помешает нашей готовности немедля сделать то, что когда–нибудь все равно придется сделать».[94]

А Плиний Младший предлагает поэту Октавию Руфу помнить о смерти, дабы стараться обрести бессмертие в памяти потомков:

«Держи перед глазами [свою] смертность (Habe ante oculos mortalitatem);