Читать книгу - "Мертвые сраму не имут - Игорь Болгарин"

Положение банка в самом деле было препаршивое. Тихий и спокойный интеллигент Болотов нервничал, все чаще впадал в жуткую депрессию и тогда начинал угрожать, что он устал, он больше так жить не может, он бросает все и уезжает домой, в Париж.

Что предпринимает в Париже в помощь банку его владелец Жданов, Болотов не знал, потому что связь с Константинополем не всегда была устойчива и стабильна. И Болотов все больше сомневался, что этот банк вообще еще кому-то нужен.

Русскую армию банк нисколько не интересовал, пользы от него ждать в ближайшее время не приходилось. А что будет потом?.. Так это будет потом. То есть неизвестно когда.

Турецкая полиция брать банк под свою охрану не хотела, поскольку он был некредитоспособный, больше того, до сих пор было неясно, кому он принадлежит? Франции? Той, старой России? Или же Совдепии? Новая Россия заявила на него свои права, но, как известно, она была бедна как церковная крыса, к тому же пока даже не имела своих денег. Зачем ей свой банк?

Они не ушли от Болотова, как собирались. Болотов посмотрел на них с такой укоризной и печалью, что Кольцов не выдержал, сел в кресло и решительно сказал Красильникову:

– Остаемся.

– Это, Паша, будет твоя самая дорогая глупость, – в ответ мрачно обронил Красильников.

– А давай немного обсудим все «за» и «против», – предложил Кольцов. – Третьи сутки мы здесь. Надо было бы сразу. А теперь, я уверен, Жихарев знает, где мы обитаем.

– Ну, тем более: надо исчезнуть с его глаз, – настойчиво возразил Красильников.

– А зачем? Выдать нас турецкой полиции не в его интересах. Султан придерживается нейтралитета и с оккупационной армией Франции, и с Русской армией. К тому же он всячески пытается наладить хорошие отношения с Мустафой Кемалем. А Кемаль давно симпатизирует Советской России.

– Ну, и к чему мне сейчас твой политический ликбез? – спросил Красильников.

– К тому, что, оказывается, Жихарев хоть и бандит, но в политике лучше тебя разбирается. Он знает, что полиция Султаната передаст нас России. К тому же он может предполагать, что мы сообщим полиции, кем он является, этот Жихарев. В Султанате, кажется, и сейчас еще рубят ворам руку. А за тяжкие преступления – голову. Я не знаю, как посмотрит турецкая Фемида на попытку ограбления банка?

– Ну хорошо, будем считать это «за», – согласился Красильников. – Но он же может сдать нас врангелевцам. И тут уж мы никак не выкрутимся. Расстреляют.

– Не знаю. Не уверен. Будем надеяться, что Врангель – благородный человек и вспомнит, что именно чекисты помогли его матери избежать ареста в Петрограде и, более того, переправили ее в Финляндию. В ответ на это, если знаешь, Врангель приказал освоболить меня, приговоренного к смерти, из крепости. Может, помилует нас и в этот раз? Но это так, шутка. Жихарев не сдаст нас врангелевским властям хотя бы потому, что побоится. Побоится наших разоблачений его «подвигов» в Крыму. Он знает, что его расстреляют раньше, чем нас.

– Очень уж условное «за», – сказал Красильников и мрачно, брюзгливо добавил: – Будем радоваться, что нас расстреляют позже Жихарева.

– Объясняю: он не глупый, не сдаст он нас врангелевцам, – сердито сказал Кольцов.

– Вы исключили из своих рассуждений банк. Мы-то с вами знаем, что он не просто российский, – сказал все время молчавший Болотов.

– Нет, не забыл, – поднял Кольцов глаза на Болотова. – Так случилось, что мы совершенно случайно и по другому делу оказались здесь в самые драматические дни вашего банка. Можно было бы, конечно, заниматься своим важным делом, не очень обращая внимания на все случившееся. Но по принадлежности банка к нашей стране, по совести и по долгу службы мы, вне сомнений, ему обязаны помочь.

– Все точно, все логично, – сказал Красильников. – Но это наше видение. А вот что думает Жихарев и что он предпримет, этого мы не знаем.

– Тоже логично, – согласился Кольцов. – Но давай еще немного продолжим. Жихареву нужны не мы. Мы – лишь препятствие на пути к банковским ценностям. Он, вероятно, попытается от нас избавиться. Не стоит ли нам самим избавить его от этих трудов?

– Каким образом? – с некоторым беспокойством спросил Болотов. Он все еще продолжал бояться, что они его покинут, хотя и понимал, что их дело, их задание, связанное с личностью Слащева, намного важнее. И поэтому они обязаны не подвергать себя риску и удалиться, исчезнуть отсюда.

– Не будем ни уходить из банка, ни возвращаться. Нас нет. Свет вечером не зажигать. По возможности осторожно за всем наблюдать из окон. Изучить все вокруг со всех четырех сторон, – объяснил Кольцов. Эта мысль пришла к нему утром, но он никак не мог объяснить даже сам себе ее притягательность. И только тут вдруг понял: если сделать все аккуратно, Жихарев поверит, что чекисты исчезли, залегли на дно. Так бы поступил он, окажись в такой же ситуации. И не только он. Остаться здесь, это было вопреки всякой логике. И именно это должно убедить Жихарева, что чекистов здесь уже нет. И долго он уже ждать не станет, придет сюда, чтобы завершить начатое.

С тех пор они из дома кроме Болотова старались не выходить. Все свое время, от рассвета и до темной ночи, они проводили у окон, осторожно наблюдая за всем тем, что там, вокруг них, происходит. И довольно скоро заметили, что днем, а иногда и вечером вокруг банка кто-то слоняется. Что за люди, издалека не особо разглядишь. К ним не подойдешь и не расспросишь. Но с каждым днем те становились смелее и уж почти не прятались. Пару раз Красильников заметил Жихарева, который небрежно прошел вдоль забора, не поворачия головы и никак не выказывая интереса к банку.

Какие шаги предпримет Жихарев, пока никто из них не знал. И все же Кольцов был твердо убежден, что его по-прежнему интересуют пока еще невскрытые банковские сейфы. Во всяком случае, об этом свидетельствовала и слежка, установленная за банком. Видимо, на этот раз Жихарев хотел получить быстро, все и сразу. И поэтому не торопился и тщательно готовился.