Читать книгу - "Западня - Пьер Алексис Понсон дю Террайль"

Не обращая больше внимания на то, что говорилось вокруг, доктор наложил пациенту повязку и удалился.

Вечером, навестив больную Эрмину, он посмотрел Сентаку прямо в глаза и не стал скрывать от него, в каком состоянии находится Давид.

– Он в самом деле так опасно болен?

– Эх! Да, сударь, и если ему удастся выкарабкаться, это будет настоящее чудо.

– Что за нелепая мысль пришла в голову этому господину де Самазану! – воскликнул Сентак. – Отправиться в катакомбы, где полным-полно бандитов!

– Вы ведь тоже там были, – вдруг заявил Брюлатур.

– Ну, я…

– Да, вы! – перебил его доктор. – По-видимому, у вас есть свои причины не бояться разбойников.

– Что вы хотите этим сказать? Немедленно объяснитесь.

– Не буду я вам ничего объяснять. По моему глубокому убеждению, вы и так все прекрасно поняли. Если бы у меня были доказательства…

– Доказательства чего?

– Сударь, мы лишь напрасно теряем время: я – обвиняя вас, вы – защищаясь. Я неправ – по той простой причине, что не могу ничего доказать. Впрочем, я это уже говорил. Давайте лучше осмотрим больную.

Он взял Эрмину за руку, пощупал пульс и сказал:

– Ухудшений нет.

– Вы хотите сказать, что ей лучше?

– Нет, но ее состояние стабилизировалось. Это может продлиться двое суток, затем наступит кризис, который и решит судьбу мадам де Сентак.

Доктор выписал новый рецепт.

– А где та юная особа, которая приехала, чтобы ухаживать за больной? – спросил он, ставя свою подпись под клочком бумаги, предназначенным для аптекаря.

– Она в соседней комнате, ей там поставили кровать, – ответила Филиппина. – Я отправила ее поспать, в час ночи она проснется и сменит меня у постели Эрмины.

– Вы поступили очень разумно, дитя мое, – ответил доктор Филиппине.

Предложение отправиться вечером спать Маринетта встретила с живейшим пониманием, надеясь, что это позволит ей не попадаться Сентаку на глаза по меньшей мере до тех пор, пока Эрмина не придет в себя и не окажется в состоянии защитить ее.

После ухода доктора Сентак заторопился в свою комнату и позвонил в колокольчик. Тут же явился Мюлар.

– Ты был прав, – сказал саиль, – Давид совсем плох.

– Я в этом даже не сомневался, – ответил индус, – уж в чем в чем, а в ранах я разбираюсь.

– В таком случае давай доверимся природе, которая, будем надеяться, послужит нам лучше, чем человек.

– Я бы не стал на нее полагаться, – сказал Мюлар, – природа – человеку не помощник.

– Какой у тебя сегодня нравоучительный тон.

– К тому же его рана не так серьезна, как болезнь Эрмины.

– Кто тебе это сказал?

– Старый доктор, посмотревший на меня очень косо.

– Вот как! На тебя тоже?

– Да, на меня тоже, – с холодной улыбкой на устах произнес верный сеид Сентака. – Впрочем, я и без всякого доктора знаю, что нас может ждать. Рана Давида вполне в состоянии его убить, но с этим недугом он может прожить еще довольно долго. Он терпит адскую муку, но может продержаться еще полгода, в то время как мадам от воспаления мозга может угаснуть за каких-то пару часов.

– От твоих слов меня бросает в холодный пот.

– Саиль, вы посчитали себя слишком хитрым и к тому же проявили чрезмерную склонность к коварным ходам.

– Может, ты и прав. Со всем этим надо немедленно кончать, и поскольку события играют нам на руку, давай не преминем ими воспользоваться.

– Что вы имеете в виду?

– Во-первых, мой дорогой Мюлар, нам придется спасти мою жену.

– Но ведь доктор практически потерял всякую надежду.

– Он – да, а ты?

– Я?

– В былые времена, еще в моем королевстве, ты, помнится, славился знанием тайн врачевания, завещанных тебе предками.

– Верно.

– Но ведь все эти болезни головы – в наших краях не редкость, – вел далее Сентак, – и у тебя, должно быть, есть какой-нибудь бальзам или мазь, с помощью которых можно исцелить воспаление мозга?

– Если бы мы были в Индии, то да, но здесь – нет.

– Ты не сможешь достать всех необходимых ингредиентов?

– Это будет трудно, ведь я не знаю французских названий растений.

– Ну и что? Найдешь какого-нибудь ученого мужа, который тебе в этом поможет. Боже мой! Может, я и сам, получив европейское образование, тебе в этом пригожусь?

– Давайте попробуем, саиль, я с удовольствием.

– Тогда не мешкая возьмемся за дело.

– А вы не боитесь опоздать? – спросил Мюлар. – Ведь состояние мадам не оставляет никаких надежд.

– Нет, не боюсь. Скоро наступит кризис, но это случится только через тридцать шесть, а то и через сорок восемь часов. Так что у тебя будет время найти все травы и приготовить снадобье.

– Будь по-вашему.

– Но сначала тебе предстоит выполнить одно небольшое поручение.

– Какое?

– Пойдешь к Самазану, или, если тебе больше нравится, к Семилану, и скажешь, что завтра ровно в час я буду у него.

– Будет сделано.

– После чего займешься поиском трав и спасешь Эрмину.

– Если смогу.

– Ты ее спасешь, и мы тем самым дадим Давиду время умереть. А когда он отправится к праотцам, посмотрим что к чему и решим, что делать с этим Самазаном.

Мюлар, не любивший пустых слов, поклонился хозяину на манер индусов и удалился.

На следующий день два сообщника ровно в час вновь встретились лицом к лицу.

– Любезнейший мой Семилан, – сказал Сентак, – признайтесь, что непомерную сумму, которую я на днях вам выплатил, вы отработали только наполовину.

– Напротив, мой дорогой господин Сентак, – ответствовал Семилан, – события приняли такой оборот, что вы, вероятнее всего, станете наследником Давида вполне естественным путем, а его смерть спишут на безумие, на неосторожность, но не более того.

– Стану наследником! Стану наследником! – передразнил его Сентак. – Золотые слова, но если моя жена умрет раньше юноши, этого не случится.

– Ха! В этом, мой дорогой господин Сентак, вам придется винить только себя.

– Что вы такое говорите?

– Только то, о чем втихомолку судачат все, кому не лень.

– И что же они говорят? Уточните, прошу вас.

– Ходит слух, что ваша жена заболела не сама по себе. Может, за вами кто-то следил, может, какой слуга что-нибудь слышал, сам того не желая. Как бы там ни было, вас обвиняют в том, что именно вы спровоцировали ужасную болезнь, убивающую ныне вашу супругу, причем применили по отношению к ней насилие во время сцены, подробностей которой никто не знает.