Читать книгу - "Герои русского броненосного флота - Владимир Шигин"

Сразу же после Рождества «Константин» снова ушел в море. Штормило. С трудом выгребая против волны машиной, пароход упрямо шел к цели. На штурманской карте карандашная линия упиралась в надпись – Батум. В полночь 13 января 1878 года началась лучшая из атак Измаила Зацаренного. Лунный свет и блеск снежных кавказских вершин слабо освещали спящий рейд. Вскоре в его глубине был обнаружен крупный турецкий пароход. На «Синоп», идущий в кильватер «Чесме», Измаил крикнул:

– Внимание, атакуем! Я начинаю первым! Делай, как я!

На малых оборотах подкрались вплотную к громадному судну. Командир «Чесмы» махнул рукой. Катера разом подбросило на волне – это вышли самодвижущиеся мины-торпеды. Мгновение – вздыбилась стена воды. Раздался оглушительный грохот, треск. Пароход на глазах русских моряков разломился на две части, лег на правый борт и скрылся в круговороте воды и пены… Где-то в отдалении с опозданием заговорили береговые батареи. Через каких-то полчаса Степан Макаров сжимал в объятиях Измаила.

Автору нет смысла описывать все перипетии этой блестящей операции, так как у нас имеются достаточные рапорты Зацаренного и Макарова. Послушаем самих участников этого достопамятного для русского флота события!

Из рапорта лейтенанта Зацаренного командиру парохода «Великий князь Константин»: «Отвалив от борта парохода в 10 часов вечера, катера пошли по направлению к Батуму, пройдя около ¹/₂ часа и открыв на берегу много огней, взяли влево на них и перпендикулярно берегу, к которому подошли почти вплотную, турецкие часовые перекликались по берегу. Было очень темно, накрапывал дождь и стлался местами легкий туман. Оказалось, благодаря указаниям служивших в русском Обществе пароходства и торговли, штурмана Максимовича и волонтера Беликова, что мы уже прошли к югу от Батумского рейда. Повернув на север и держась вплотную к берегу, чтобы следить за его очертанием, я около 12 часов ночи обогнул мыс, на котором есть маяк и батарея, и вошел в бухту. За мною вошли и все другие катера. На рейде, казалось, было еще темнее от окружающих его гор, слышались обычные судовые турецкие свистки, а на берегу было видно несколько огней. Пройдя около кабельтова внутрь рейда, мы открыли два судна, стоящие близко к берегу, почти рядом друг с другими, кормами к берегу, носами внутрь рейда. Первое очень длинное, черное, по-видимому, броненосец трехмачтовый, бортового вооружения типа “Махмудие”. Второе, судя по высоте и виду рангоута, можно было принять за деревянный фрегат, я выстрелил миною Уайтхеда, которая отлично вышла из трубы и, взяв должное направление, взорвалась между фок– и грот-мачтами. Взрыв был довольно глухой, а столб воды высотою в полборта.

После взрыва мины произошла тревога, крики и пальба с турецких судов и берега по всем катерам. Я крикнул лейтенанту Щешинскому, чтобы и он выстрелил своею миною, которая, пройдя также хорошо, взорвалась у грот-мачты, причем звук был еще лучше. Сбросив с “Чесмы” минную трубу и выйдя из-под выстрелов, мы направились назад на пароход.

“Чесма” взяла на буксир “Синоп”, “Сухум-Кале”, “Наварин”. Пройдя около ¹/₄ часа и заметя какое-то судно сзади от левого траверса, я крикнул катерам “Приготовить мины” и, отдав буксир, повернул на него. “Синоп” последовал за мною, “Сухум” же и “Наварин” шли немного сзади и, вероятно, не слыхав команды, потеряли нас из вида, что было весьма нетрудно при такой темной ночи, и скрылись под берегом. Судно оказалось “Константин”, к которому “Чесма” и “Синоп” пристали около 1 часа ночи.

Как старому моему боевому товарищу, старшине “Чесмы”, матросу Кисленко и старшему минеру матросу Новгородцеву, я не нахожу слов для похвалы их хладнокровия и исполнительности. Прочая прислуга моего катера также достойна всякой похвалы. В заключение позволю себе особенно указать вашему высокоблагородию на дружеское и смелое товарищество командира “Синопа”, лейтенанта Щешинского, минного офицера мичмана Залесского и гардемарина Твердомедова, а также и прочих офицеров и команды катеров».

Из рапорта командира парохода «Великий князь Константин» капитан-лейтенанта Макарова главному командиру Черноморского флота и портов: «Окончив выгрузку провианта и фуража в Сочи, потребовавшую почти двухнедельного крейсерства у кавказского берега, я, согласно инструкции вашего превосходительства, отправился к неприятельскому берегу, для нанесения возможного вреда неприятелю.

На этот раз я предполагал употребить в дело мины Уайтхеда, только что приспособленные, по вашему приказанию, для спуска с катеров вверенного мне парохода.

Вечером 15 декабря при заходе солнца я подошел к Поти, где узнал, что в юго-восточном углу Черного моря замечено до шести судов, из них два в тот же день бомбардировали укрепление Святого Николая, два, видимо, были у Цихидзире и два должны были быть в Батуме. Суда, стоящие у Цихидзире, по показанию людей кабулетского отряда, остаются там на целую ночь. Хотя нападение на них легче, чем на суда, стоящие в Батуме, но я предпочел этот последний порт, где вернее мог рассчитывать найти турецкие суда.

В 7 часов вечера с вверенным мне пароходом снялся с якоря и пошел к Батуму. Погода чрезвычайно благоприятствовала для атаки: дувший в течение дня свежий SO стих, и зыбь совершенно улеглась, а небо было покрыто облаками. Зная хорошо, как переменчивы здесь погоды в зимнее время, я решился подойти к Батуму как можно ближе, для того чтобы катера легче могли найти рейд.

В 9¹/₂ часов в расстоянии одной мили от Батумского мыса я остановил машину и спустил катера: “Чесма” с миной Уайтхеда (командир лейтенант Зацаренный, волонтер минный офицер “поповки” “Вице-адмирал Попов”, мичман Залесский); “Синоп” также с миной Уайтхеда (командир лейтенант Щешинский, волонтер гардемарин Твердомедов и вольный механик Красноштанов); “Сухум-Кале” (командир мичман Нельсон-Гирст, волонтер штурман Максимович) и “Наварин” (командир мичман Вишневецкий, волонтер дворянин Беликов).