Читать книгу - "Червонная Русь - Елизавета Дворецкая"

– Вроде порядок! – бодро сказал он. – Княже, где ты там? Слезай, не бойся.

– Чего это ты такой веселый? – с подозрением ответил сверху Ростислав. – Пива тебе там, что ли, поднесли?

– А что, и поднесут, народ вроде не жадный. Торговые гости это, владимирские, везут всякое добро. А главное, слышь, княже, – направляются в Перемышль!

Обе девушки разом ахнули.

– Вот именно! – подтвердил довольный Звонята. – Нам бы к ним пристать, и без хлопот на месте будем. Я поговорил – согласны.

– А чего ты им наврал? – спросил Ростислав, все еще сидя верхом на толстой ветке.

– Наврал, что мы с тобой сами перемышльские, что ходили с полоцким князем Давидом воевать Смоленскую землю, а теперь домой направляемся.

– А девки?

– А девки… – Звонята кинул на Забелу хитрый взгляд и осклабился. – А девки, княже, наша с тобой добыча. Я про них молчал покуда, а скажем, что у князя Давида дела-то плохи, денег нет с дружиной расплачиваться, вот нам и выдал нашу долю полонянками. Посмеются и поверят. Ну что, идем?

– Идем! – Ростислав спрыгнул с дерева. – Там знакомых никого нет?

– Нет. Мы с тобой во Владимире были-то последний раз пять лет назад, не признают. Только я тебя Ростилой буду звать. И ты, Доброшка, не проговорись смотри.

– Ни в жисть! – Доброшка перекрестился. – Что я, глупый, что ли?

Все пятеро направились к луговине, где купцы сидели вокруг котлов с кашей. Завидев пришельцев, навстречу им вышел старший из купцов, по имени Толча. Это был рослый мужчина лет пятидесяти, с темной бородой и маленькими глазками, но, несмотря на низкий лоб, вид у него был неглупый. На левой руке у него не хватало двух пальцев, но выглядел Толча как человек разумный и невздорный, и вид его несколько успокоил встревоженную и смущенную Прямиславу.

– Ну, пожаловали? Милости просим! – приветствовал всю ватагу Толча, уже отчасти знакомый со Звонятой. – Да вас вон сколько! А говорил, трое!

– Мужиков трое! – подтвердил Звонята. – Это Ростила, это Доброшка.

– А девки откуда? Умыкнули, ясны соколы? – спросил Толча и нахмурился: погоня и разбирательство ему были ни к чему.

– Добыча наша! – небрежно пояснил Звонята и, не скрываясь, подмигнул Забеле. – Князь Давид денег-то сам не имеет, вот и расплачивается с кем скотиной, с кем полоном, с кем рухлядью всякой. Еще хорошо, дал нам по девке, а могли бы порты чьи-нибудь ношеные достаться! Вот эта моя, а вон та Ростилина! – И он ткнул пальцем сперва в Забелу, потом в Прямиславу, смущенно опустившую глаза.

– Красивые девки, повезло вам! – Купец со знанием дела оглядел обеих девушек.

– Еще бы! – с гордостью подтвердил Звонята. – Не такие мы, чтобы всякую дрянь брать. Моя-то еще простая, а Ростилина – боярская дочь!

Прямислава покраснела и опустила голову еще ниже. А между тем Звонята опять был прав: ее белые руки, нижняя рубашка из тонкого сукна, все ее повадки, совсем не похожие на простонародные, любому сразу бросались в глаза и требовали объяснения. А при княжеских распрях в плен может попасть кто угодно, от смерда до боярина, так что объяснение Звоняты могло вызвать зависть, но не удивление.

Толча Владимирец стоял, засунув руки за широкий пояс, и оглядывал гостей, слегка покачиваясь. Купцы, везущие деньги и товар, всегда с большим вниманием относились к спутникам в дороге, но в этих людях ничто не вызывало особого подозрения. Двое русских, третий половец или наполовину половец – вполне обычная ватажка, поскольку князья набирают в дружины всех, кто хорошо сражается, не глядя на цвет кожи и разрез глаз. В дружинах есть и русские, и варяги, и степняки, и чехи, и ляхи, и бодричи[66]… У посадника в Кучельмине даже грек один служит, по имени Феодул. Песиглавцев[67]только, кажется, нет. Ни на разбойников, ни на беглых холопов эти трое не были похожи. И хотя больше говорил Звонята, опытный глаз Толчи сразу определил, что главный здесь – молчаливый половец Ростила. Меч и пояс у него были богаче, и более ценная добыча досталась именно ему тоже не случайно… Заполучить в дорожных превратностях еще трех спутников, которые умеют держать в руках оружие, было немалой удачей.

– Ну, ребята, пойдете ко мне в дружину до Перемышля? – спросил наконец Толча. – Еда на всех и в придачу три куны[68]на брата.

– Четыре! – тут же возразил Звонята и приосанился, расправил плечи и выпятил могучую грудь, намекая, что такие богатыри за три куны никому служить не будут.

Половец Ростила спокойно кивнул, и в одном этом движении было столько уверенного достоинства, что Толча вздохнул и согласился.

Дальше их путешествие пошло веселее. «Полонянок» Толча разрешил посадить на телегу с мешками, согласившись, что весу особо не прибавится, и после вертлявого, ненадежного челнока эта езда поначалу казалась Прямиславе почти развлечением. Из ненавязчивых разговоров с владимирцами в первый же день выяснилось, что о событиях вокруг Белза в тех краях пока разговоров нет. Самой последней новостью во Владимире был развод Юрия Ярославича с женой и изгнание его из Берестья. Но гораздо больше волновали купцов отношения между перемышльским князем и ляшским королем, так как от этого зависела безопасность Краковской дороги.

– Пока королевич Владислав в руках у перемышльского князя, ляхи будут смирные. Так что этим летом, даст Бог, без войны обойдемся! – утешил их половец и перекрестился, думая при этом, что только ляхов ему теперь не хватало!

Сидя в тряской телеге и прикрывая голову березовой веткой от солнца, Прямислава могла только дивиться причудливым изгибам своей судьбы. Почему иные весь век живут теми, кем родились, и только она все время становится кем-то, кем вовсе не является? Сначала она называлась берестейской княгиней, не будучи ею на деле, потом внезапно стала послушницей Крестей, потом холопкой, потом опять туровской княжной, а теперь вот сделалась как бы полонянкой! Причем это «как бы» зависело только от совести Ростислава, во власти которого она полностью находилась. Когда наступил вечер и обоз устроился на ночлег, Ростислав и Звонята уложили девушек между собой, оберегая свою «добычу». Владимирцы посмеивались, подмигивали, бросали им какие-то шуточки, которых Прямислава предпочитала не слышать. Звонята бойко отшучивался, а Ростислав молчал, но Прямислава, прижимаясь к нему, знала, что он не спит и его томит ее близость.

На другой день это путешествие начало по-настоящему нравиться Прямиславе: погода была хорошая, солнечная, Толча Владимирец обращался с ними дружелюбно, а с самой Прямиславой – даже почтительно, поскольку не сомневался в ее высоком происхождении. Иногда он ехал рядом с телегой, где сидели девушки, и перебрасывался с ними несколькими словами. Прямислава не уклонялась от общения и только следила, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего. Толча качал головой, сожалея о судьбе знатной полонянки.