Читать книгу - "Мамаево побоище. Русь против Орды - Юрий Корчевский"

Ближе к вечеру в его дверь снова осторожно постучали. Мамай только что сытно поужинал и размышлял.

— Войди!

Согнувшись, вошёл Мирза.

— Прости, о великий хан, своего ничтожного слугу, что осмеливается нарушить твой покой.

Хан поморщился.

— Говори!

— К фрягам приехал всадник на взмыленной лошади, вероятно — издалека, потому что всадник еле держится на ногах, и одежда его в пыли. Купцы запёрлись в своей комнате вместе со всадником и о чём-то говорят.

— Подслушать не удалось?

— Нет, о великий.

— Во что одет всадник?

— Ногаец, — сразу понял суть вопроса Мирза.

— Следи за ним, слушай.

Мирза согнулся в поклоне и вышел.

Ох, не к добру явился этот гонец к фрягам. Мамай был невелик ростом, плосколиц, кожу имел желтоватую, как истый могол. Носил жиденькие усы, был кривоног, как многие степняки, дни и месяцы проводившие на коне. При невзрачной внешности был умён, хитёр, изворотлив, циничен и жесток. Не обладая этими качествами, он бы не смог возвыситься. И потому, подумав немного, Мамай сразу понял: гонец к фрягам — не иначе как из войска Бегича. Послан, скорее всего, хозяином, подкупленным фрягами и чин имевшим не меньше сотника, а то и тысяцкого. Оно и понятно, у генуэзцев везде свои соглядатаи. Не зря временами Мамаю казалось, что они знали обстановку в Орде не хуже, чем он. Опутали сетью шпионов и доносчиков всё, не исключая Орду Синюю, и наверняка знали расклад сил и намерения Тохтамыша. Хитры и коварны, но слова лишнего не проронят, руководствуясь только собственными интересами и наживой.

Темник улёгся спать, едва стемнело. Вроде во дворце живёт, а привычки старые остались — ложиться по темноте, вставать с рассветом. И, казалось, только голову на подушку положил, как в дверь постучали.

Мамай проснулся не в духе. Кто осмелился тревожить его покой? «Если с вестью мелочной — казню!» — решил темник.

На пороге возник сын, Мансур.

— Отец! — Он склонил в приветствии голову.

— Что заставило тебя прийти в столь поздний час?

— Прибыл гонец, только что! У дворца лошадь пала, загнанная. Беда!

— Говори, не томи!

— Гяуры разбили армию Бегича. Он и с ним многие знатные мурзы погибли. Спаслись немногие!

— Вздор! — Мамай вскочил. В новость невозможно поверить! Глаза его налились кровью, лицо побагровело. Сердце распирало от гнева. Как? Ничтожная кучка русских разбила его воинов?

Хан повернулся к Мансуру.

— Где гонец?

— Лежит без чувств.

— Облить водой, привести в себя и доставить ко мне! Немедля!

Мансур выскользнул за дверь. Только теперь Мамай понял, с какой вестью прибыл ногаец к фрягам. Выходит, они узнали новость раньше его, хана.

Гнев душил, застилал разум.

Мамай подошёл к окну, глубоко вдохнул чистый воздух. Надо расспросить гонца, как это произошло.

За дверью раздались голоса, шаги. В опочивальню заглянул сын.

— Он здесь, великий хан. Заводить?

Мамай кивнул. Телохранители втолкнули в комнату едва державшегося на ногах воина. Лицо его и одежда на груди были мокрыми, скорее всего — плеснули водой из ведра. Сапоги в пыли, халат порван.

Воин, увидев перед собой Мамая, упал на колени, головой склонился до пола.

— Рассказывай!

— Войско подошло к броду на реке Воже, что во владениях рязанских. На другом берегу стояла русская дружина — небольшая, стяги московские. Мурза Бегич приказал переправляться. Мы исполнили в точности. Потом построились в боевой порядок и пошли в атаку. Однако русские не испугались, поскакали навстречу. Завязался бой. И мы бы одолели, как с флангов ударили их полки.

— Подожди. А щиты, знамёна у тех полков чьи были?

— Стягов не видел, ветер пыль в нашу сторону нёс, но щиты красные были.

— Рязанцы! — скрипнул зубами Мамай. Неужели Олег пришёл на помощь Дмитрию Московскому? Не должно быть, Олег всегда с Москвою враждовал.

— Дальше говори.

— Одолели гяуры, разбили нас наголову. Преследовали, обоз отбили.

— Бегич где?

— Неведомо мне, великий хан!

Мамай подошёл к гонцу поближе, всмотрелся в его лицо. Знакомое лицо, где-то он его видел.

— Ты из тумена Кара-Булука?

— Да, господин.

— С ним что?

— Ещё в начале битвы убили.

— Кто тебя послал?

— Никто, я сам.

Мамай толкнул воина ногой в лицо.

— Ты хуже крысы, ты бросил своих товарищей, свой десяток, трусливо спасая свою жизнь!

— Нет больше десятка, и сотни нет, господин!

— Отрубить ему голову!

Телохранители, стоявшие у двери, подхватили гонца за локти и поволокли из дворца.

У Мамая сразу сложилось: гонец к генуэзцам, а потом — воин из разбитой армии Бегича. Выходит, купцы успели узнать о поражении раньше него. А ведь такое известие дорогого стоит, потому как, зная о ситуации, можно вести переговоры по-разному. Мамай мысленно похвалил себя за то, что не принял купцов сразу.

Хан улёгся на мягкое ложе. Но сон не шёл. Как московиты смогли разбить войско Бегича? Это решительно невозможно! В набег ушли более тридцати тысяч опытных воинов, а вернулся один. Вероятно, значительно позже появятся и другие, выждав, пока уляжется его гнев. Откуда у московского князя Дмитрия такие силы? Чтобы одолеть Бегича, нужна была сила, в полтора-два раза превышающая его, Бегича, войско. Не доносили баскаки ханские и купцы, что Москва располагает такой силой. Проворонили или помог ратью Олег Рязанский, хитрая бестия? А может... у хана похолодело в груди — измена? Подкупленные Тохтамышем баскаки могли закрыть глаза на сборы москвитян, на его рать.

Хан вскочил на ноги. Власть надо удержать, слишком дорого она ему досталась! И даже план сразу в голове возник. Очень кстати купцы крымские появились! Перво-наперво с ними поговорить надобно, пусть денег подкинут и наёмников для войны с Москвою. От них не убудет, а ему нечего только ордынцев своих на Москву да Нижний посылать. Воины ему нужны для решающей схватки с Тохтамышем — вот кто его главный и самый ненавистный враг. Ух, попался бы он ему! Живым бы в котёл с кипящим маслом бросил, пусть помучается перед смертью. Надо передать доверенным людям, чтобы решительнее действовали. Соглядатаев его у Тохтамыша полно, вот пусть оторвут жирные зады от мягких подушек, подкупят поваров да всыпят яду в еду.

И во-вторых, надо слать послов и гонцов союзникам — Ягайле, в Литву, в Тверь. Пусть готовятся к битве, собирают воинство, коней, готовят оружие. А рассчитается он с ними землями княжества Московского. Себе заберёт трофеи ценные: злато-серебро, утварь да пленников. А землю с собой не увезёшь. Вот пусть союзникам и отходит. Они благодарны будут за столь щедрый подарок.