Читать книгу - "Висельник и Колесница - Константин Жемер"

29 сентября (11 октября) 1812 г.

Калужская губерния. Укреплённый лагерь русской армии у села Тарутино.

Тусклая трактирная действительность, с которой твёрдо решил подружиться доблестный командир Финляндского полка, не замедлила поблизости от него породить громкий возглас глубоко нетрезвого человека:

- Друг Теодор! – вскричал, обращаясь к Толстому, какой-то гренадерский майор, – от имени всех присутствующих прошу тебя: расскажи нам ту знаменитую историю, из-за которой тебя прозвали Американцем. А то столько ходит разн…разноречивых слухов, что и не знаешь – каким верить, а каким – нет, – майор чувственно икнул и отвесил поклон.

- Господа, право, она не стоит вашего внимания, – скромно опустив глаза, тихо молвил Толстой, – давайте лучше продолжим игру. Мне так не хватало карточных баталий, пока у себя в имении залечивал рану, коей отметил француз при баталии Бородинской.

Ловкими изящными движениями, граф принялся тасовать колоду.

- Нет-нет, никаких карт! Помилуй, Теодор, уважь интерес общества! – вытянув губы трубочкой, распинался майор. – Господа, поддержите меня, право слово!

Вокруг послышалось хмельное:

- История! История! Да здравствует история!

- Хорошо, но предупреждаю сразу, – нахмурился Американец, – повествование будет о событиях столь невероятных, что такое не снилось ни вам, господа, ни вашим знакомым. Иные дурьи головы, нынче покойные, позволяли себе сомневаться в моей правдивости, а я ведь таких вещей терпеть не могу! Поэтому прошу присутствующих, для их же собственного блага, всяческое недоверие держать при себе и никоим образом его вслух не высказывать. Это – обязательное условие, иначе не стану говорить.

- Согласны! – таков был общий ответ.

Толстой со вздохом отложил карты, проверил, не потухла ли трубка и, подняв глаза к потолку, начал повествование:

- Как вам, должно быть, известно, в году одна тысяча восемьсот третьем мне посчастливилось участвовать в первом российском кругосветном путешествии. Попал я туда потому, что был включён в посольство Резанова, направлявшееся в Японию. С первых же дней плавания наш капитан Крузенштерн меня невзлюбил: придирался к малейшей оплошности, шагу невозможно было ступить, чтобы не наткнуться на его колючий недобрый взгляд. Впрочем, говоря по правде, я платил ему тою же монетой. Мы ведь – антиподы. Он – Иван Федорович, я – Фёдор Иванович. Знаете, дело между нами даже дошло до своеобразного соревнования: кто кому более испортит жизнь.

- Бьюсь об заклад, Теодор, что ты в этом деле преуспел гораздо усерднее, нежели душка-Крузенштерн, – хохоча, воскликнул давешний майор.

- Не преувеличивай, Вернер - счёт был «фифти-фифти», – Толстой глотнул пуншу из чаши и продолжил. – К тому же, соревнование вносило немалое оживление в безрадостное корабельное существование. Поверьте, други мои, на свете нет ничего более скучного, чем кругосветное плавание. Chaque jour^[27] одно и то же: дурная пища, вонь немытых тел, унылая океанская стихия да изнуряющая качка.

- А как же неведомые страны, туземцы и прочая экзотика? – воскликнул кто-то.

- Ну, да - это, действительно, давало некоторое разнообразие. Вот, помню, кинули мы якорь у острова Нука-Гива, что в Вашингтоновском архипелаге^[28]. Почти сразу наша «Надежда» оказалась окружена большим количеством обнажённых женщин, каковые незаметно подобрались вплавь и стали предлагать разнообразные южные плоды. Знаете, что учинил этот ваш душка-Крузенштерн? Приказал ни под каким видом не пускать нагих дев на борт, и матросы стали отпихивать их баграми да вёслами. А мы ведь к тому времени уже много месяцев находились в море и были лишены женской ласки.

- Неужели так и не удалось расстараться насчёт дикарок? – спросил, подмигивая, настырный майор Вернер.

- Отчего же не удалось? – плутовато улыбнулся Толстой. – Всё устроилось le mieux possible^[29]. Мне, по крайней мере, грех жаловаться. Даже вышло хорошенько проучить Ивана-капитана. А дело было вот как. На другой день на «Надежду» пожаловал туземный король Танега Кеттонове с большой свитой. В свите той был даже англичанин, которого каким-то ветром занесло на остров. Там он жил уже седьмой год с туземной женой. Крузенштерн принялся заискивать перед королём, выражения разные разбрасывать, вроде: «ваше величество, это большая честь для всех нас…». Ей богу, даже колени перед тем диким чучелом преклонил! Часы ему серебряные подарил, вполне исправные. А я возьми, да и спроси через англичанина: за какие такие заслуги Танега стал королём? Их туземное величество с большим пафосом мне и отвечает: мол, королём жители острова выбирают самого сильного мужчину, с самым большим достоинством.

- С самым большим – чем? – весело переспросили из аудитории.