Читать книгу - "Замок Орла - Ксавье Монтепен"

– С тех пор как я живу в вечном мраке, глаза мои привыкли к темноте, как у совы или орлана.

– И давно вас здесь держат?

– О, очень давно. Двадцать лет.

– Двадцать лет!.. – ужаснулся Лакюзон.

– Одна только мысль, что мне пришлось страдать здесь целых двадцать лет, уже ввергает вас в ужас, не так ли, юноша? И вы наверняка спрашиваете себя, как человек, которого Бог создал для света и свободы, мог вынести нескончаемые муки столь долгого плена и не умереть? Да, я мучился… О, как же я страдал! Сильнее узника, а может, и сильнее мученика! Часто, а вернее, почти всегда, у таких узников плоть живет дольше разума: долгое одиночество оборачивается безумием или полным отупением. Тело же зависит лишь от материальных потребностей и физических страданий – но все это пустяки! Если утрачены душа и разум, человек сам себя не помнит, ни о чем не сожалеет и ничего не ждет – он счастлив!

Голос незнакомца, лишенный, как мы уж говорили, интонации, постепенно менялся, наполняясь то горечью, то умилением, и наконец с последним словом несчастный зарыдал. После недолгого молчания незнакомец со все возрастающей силой продолжал:

– Да-да, таков общий закон!.. Оставляя в живых плоть, темница губит душу. Слабоумие или потеря рассудка – вот, повторяю, удел узника. И тем не менее я стал жалким исключением из этого нерушимого правила. Душа, разум, дар мыслить – все не только уцелело во мне, но и обострилось. Я сохранил все-все: память, способность сожалеть, ждать и ненавидеть… особенно ненавидеть! А знаете, почему за время долгих часов отчаяния, когда смерть кажется узнику величайшим благом и самым желанным прибежищем… знаете ли вы, почему я не поддался сильнейшему искушению разбить себе голову о стены моей темницы? Потому что ненависть давала мне силы жить дальше, она заставляла меня поверить, что, быть может, когда-нибудь в далеком будущем я смогу отомстить… Так тянулись часы, дни… и годы. А случай отомстить все не представлялся – долгожданный час бесконечно откладывался. И все же я продолжал цепляться за жизнь, ведь сердце мое переполняла ненависть, а ненависть оживляет надежду!..

Незнакомец смолк, задыхаясь от сильнейшего волнения, которое переполняло его.

– Молодой человек, – снова заговорил он через несколько мгновений, хватая капитана за руки и тряся их, точно в лихорадке, – моя необузданность, должно быть, удивляет вас, поскольку вы вряд ли меня когда-нибудь поймете. Да и как вам понять? Как же мне объяснить вам все на вашем языке – мне, который если и подавал голос, то лишь для того, чтобы взывать к Богу, который меня совсем не слушал, или проклинать моего палача, который меня не слышал! Я уже не знаю, на каком языке нужно разговаривать с людьми. Двадцать лет я не видел ни одного человеческого лица, даже своего тюремщика, ибо окошечко, через которое мне швыряют кормежку, открывается лишь наполовину… Вот уже двадцать лет никто не протягивал мне руки, и я потерял всякую надежду на это счастье. И Господь вдруг послал его мне сегодня, дозволив пожать дружеские руки, ведь вы же мне друг, раз называетесь врагом владетеля Замка Орла!

– Да, он мой враг, – отвечал капитан, – и самый заклятый из всех врагов!

– Только после меня… – прошептал узник.

– И ненависть моя непримирима, – продолжал Лакюзон.

– Как и моя… – подхватил незнакомец.

– И скоро, с Божьей помощью, кровавый счет будет сведен.

– Да исполнятся ваши слова! – продолжал незнакомец. – И да будет и мне дарована возможность вместе с вами предъявить владетелю Замка Орла мой кровавый счет! Ах, да свершится моя месть, а дальше пусть меня ждет смерть! Слово дворянина, если я умру отмщенный, то в смерти своей буду счастлив безмерно!

– Мессир, – сказал капитан, пожимая в свою очередь руки узнику, – вы только что спрашивали, кто я такой. И я не ответил. Если я не назвал вам свое имя и если не называю его сейчас, не думайте, что это из-за недоверия к вам или чувства себялюбия. Безбожники и безумцы верят в слепую силу, которую они называют случаем. Я же верю в проявление божественной воли, которую называю Провидением. Ведь это Провидение свело меня с вами. И я вызволю вас, мессир. Верну вам свет и свободу. Но прежде мне надобно позаботиться о той, кому я пришел защитить и спасти.

– О той? – переспросил узник. – Значит, вы проникли в Замок Орла из-за женщины?

– Да, мессир.

– И это, должно быть, девица?

– Да, мессир.

– Та, которую давеча вечером сюда доставил один отъявленный разбойник и продал как заложницу сиру де Монтегю?

– Да, мессир! – воскликнул изумленный Лакюзон. – Но вы-то почем знаете?..

– Почем я знаю! – прервал его узник, заговорив едва слышным голосом и силясь унять дрожь в руках, которые по-прежнему удерживал капитан. – Странно, не правда ли? И как я мог это узнать?.. Ну что ж, на самом деле я знаю и много чего еще… я даже могу сказать, кто вы, хотя никогда вас раньше не видел!..

– Кто я?.. – пробормотал капитан. – Я?

– В горах есть только один человек, – горячо продолжал незнакомец, – только один герой, который в дерзости своей мог зайти так далеко, что бросил вызов орлу и пробрался в его гнездовье, чтобы вырвать у него добычу. Лишь один-единственный человек способен освободить Эглантину, пленницу сира де Монтегю…

– Эглантину?! – переспросил капитан, думая, что ослышался.

– И этот человек, – закончил узник, – этот герой – Жан-Клод Прост! Он же капитан Лакюзон!