Читать книгу - "Гибель адмирала Канариса - Богдан Сушинский"

«Гиммлер не желает быть хоть каким-то образом причастным к делу о дневниках Канариса, это ясно, — сказал он себе. — Но это решение Гиммлера, ты же должен решать за себя. Если сегодня вечером эти дневники оказались на твоем столе, значит, завтра ты должен сделать все возможное, чтобы они оказались на столе у Гитлера. По крайней мере, ты должен добиться, чтобы фюреру было доложено об их появлении».

Теперь Мюллеру уже не хотелось, чтобы пророчества этого абвер-адмирала задерживались у него сколько-нибудь долго, да к тому же втайне от фюрера. Не те времена, не та ситуация в рейхсканцелярии…

* * *

Ну а самому фюреру «гестаповский мельник» позвонил сразу же после авианалета и ничуть не удивился, что, услышав о появлении дневников Канариса, тот разразился бранной речью и по поводу адмирала-предателя, и по поводу «всей той продажной своры, которая в эти трудные дни окружает» его.

— Этот народ недостоин победы, Мюллер! — орал он в трубку. — Он недостоин того жизненного пространства, которое я пытался для него завоевать, и той воинской славы, к которой я в течение стольких лет безуспешно вел его! Кто меня предает, Мюллер? Солдаты?! Нет, солдаты сражаются на фронтах. Но здесь, в тылу, их и меня предают такие, как Штауффенберг, Фромм, Бек, Витцлебен, Остер и, наконец, Канарис! Да, и Канарис — тоже! — воскликнул фюрер с таким пафосом, словно это он, причем только что, сумел изобличить шефа абвера.

«После такой истерики на Остере и Канарисе можно поставить крест, — понял Мюллер. — Гитлер не только не освободит их, но и не оставит в живых».

— Так вы все же намерены ознакомиться с этими дневниками, мой фюрер? — как можно спокойнее, будничнее поинтересовался Генрих, когда Гитлер в конце концов угомонился.

Тот замялся, натужно посопел в трубку и уже совершенно спокойным, почти вкрадчивым голосом спросил:

— Вы уже прочли их, Мюллер?

— Самым внимательным образом.

— Это действительно дневники предателя?

— Это дневники шефа абвера, то есть человека, который вообще не имел права на какие бы то ни было дневниковые словоизлияния.

— Но в своих записях адмирал, конечно же, предстает как мой ненавистник.

Личной ненависти к фюреру в дневниковых записях Канариса шеф гестапо не уловил, но соврал:

— Они пронизаны этой ненавистью. Причем ко всем нам.

— И Канарис — тоже, — уныло произнес Гитлер. — Странно все это, Мюллер.

— Согласен, мой фюрер, — охотно отозвался Генрих, — очень странно.

— Он по-прежнему прохлаждается в Школе пограничной охраны?

— Куда уже давненько был доставлен Шелленбергом, — ненавязчиво напомнил ему «гестаповский мельник».

— Но ведь по вашему же приказу, Мюллер, — повысил голос Гитлер.

— Так было решено на первом этапе его ареста, — уклончиво объяснил шеф гестапо, не решаясь ссылаться ни на Кальтенбруннера, ни тем более на Гиммлера. К тому же он хорошо помнил, что на самом деле ссылка эта была согласована с самим фюрером.

— А ведь ясно, что дело адмирала-изменника давно пора передавать в суд.

— Сейчас же прикажу доставить адмирала во внутреннюю тюрьму гестапо и усиленно допросить.

Произнеся это, Мюллер затаился, ожидая реакции фюрера. Тот вновь натужно посопел в трубку, как суслик, высунувшийся из норки после зимней спячки, и едва слышно произнес:

— Только лично проследите, чтобы Канарис обязательно дожил до приговора суда.