Читать книгу - "Красная мельница - Юрий Мартыненко"

– Там такая карусель была, – отозвался, проглотив тугой комок в горле, Климент, чувствуя дрожь, несмотря на ровный и тихий голос особиста. Даже местами, казалось, голос вкрадчивый, но вполне допускающий по своей интонации доброжелательность собеседника. – И рассвет тогда еще толком не начался. Темно было.

– Вы мне тут пейзажи не рассуждайте, вы ближе к тому, о чем идет речь! – настойчиво поторопил Климента особист. – Сами лично видели, как пушка ударила в противоположную сторону? То есть не по врагу, как надлежит, а по своим же? Видели? Не видели? Что можете сказать? Ну?! Только врать не советую…

– Сам не видел.

– А ваши сослуживцы, кто был в том ночном бою, говорят обратное. Четко и определенно, был заряд, был выстрел, опять заряд, опять выстрел. И стреляли бы еще, да снаряды кончились! Так?

– Я, товарищ капитан, только хорошо помню, что немецкие танки с краю, то есть на берегу, показались. По ним огонь вели. Это точно. И точно, что снаряды тогда кончились.

Говоря обо всем этом, Климент лихорадочно перебирал в памяти тех, кто мог все четко видеть. Какие сослуживцы? Что они могут сказать? Анисимов убит, Гусаков пропал без вести, что стало с незнакомым танкистом – неизвестно.

– Меня-то самого контузило в тот момент, – продолжал Климент. – Правда, легко, но сознание потерял.

– Что легко это хорошо, а может, и плохо, что легко, – двусмысленно произнес особист. Он постукивал костяшками пальцев по столику. – Так. – Повисла тишина, особист, видно, размышлял, как дальше поступить. – С вами мы не прощаемся.

– Товарищ капитан, разрешите в роту?

– Какую роту?

– Готовиться к маршу.

– Какому маршу? – ухмыльнулся особист. – У вас теперь одна задача, товарищ боец, выйти отсюда без конвоя. Поедете со мной.

И без того паршивое настроение капитана Суходолина стало еще паршивее после приезда в батальон особиста из дивизии.

– Забираю для дальнейшего выяснения обстоятельств, – повторял в сердцах брошенную особистом фразу комбат.

Он яростно чиркнул спичкой о потертый коробок, крепко зажав папиросу зубами. Глубоко, с наслаждением затянулся, переключаясь в мыслях на предстоящий марш, до которого оставалось всего ничего. А тут еще лучшего ротного потерял. Пару дней назад старшего лейтенанта Анисимова «снял» снайпер. Нелепо получилось. За плечами три с половиной года войны в пехоте. Из таких переделок выходил без царапинки и выводил своих людей! И тут, на тебе. Снайпер – невидимый для посторонних глаз стрелок, разящий человека наповал одним-единственным нажатием пальца на спусковой крючок. Прямо в траншее и упал ротный, раскинув ноги, скользя ногтями по жердяной обшивке земляного ската. Всего-то не дошел до НП нескольких шагов. Пуля вошла аккурат рядом с красной звездочкой на околыше…

* * *

Снег повалил хлопьями затемно, когда небо на востоке пока оставалось фиолетовым, а земля была окутана предрассветной тишиной. В такое время, должно быть, в уцелевших деревенских курятниках просыпались горластые петухи.

К рассвету снег покрыл накаты блиндажей, брустверы, плащ-накидки часовых. Под белым покрывалом окопный мир неузнаваемо изменился…

По первому насту выходил на марш батальон. Остались позади избы и колхозные постройки, мельницы с распластанными крыльями, начались редкие перелески. Время от времени к голове колонны возвращались высланные вперед разведчики из боевого разведывательного дозора, докладывали обстановку на дорогах. Снег таял на лицах бойцов, оседал в складках одежды.

– Хорошая примета, когда в дорогу дождик начинается, – заметил идущий молодой боец. – Мама всегда так говорила…

– Сейчас-то снег идет, – отозвался его задний сосед по колонне.

– Какая разница. Божья благодать – осадки с неба.

– Хорошо, замполит не слышит.

– А он что? Не человек?

– Ты к чему?

– Всякий человек должен уверовать…

– Во что? В приметы, придуманные попами?

– Вся наша жизнь – одни сплошные приметы. И как мы и почему рождаемся – тоже примета.

– В чем она?

– В том, что судьба появиться на свет, что мамка с папкой постарались и жизнь подарили. Новый человек – продолжение рода. Человек рождается, растет и в итоге дарит жизнь другому человеку, своему ребенку. Значит, продолжаться роду дальше, не прерываться, оставлять за собой потомство…

– Да ты никак философ?

– Почти в самую точку угадали, – обрадованно заметил пожилому бойцу боец помоложе. – На фронт попал с четвертого курса лингвистики Московского университета.

– Это что за профессия такая?

– Это профессия, которая занимается наукой о языках…

Прозвучала команда прекратить всяческие разговоры. В лесу нарастал шорох двигающейся массы людей. Скоро санная дорога опустела. Остался снежный наст, истоптанный сотнями подошв. Сосны и ели, пушистые и крепкие, стояли недвижно, опустив отяжелевшие от снега ветви. На широкие лиственничные лапы медленно опускались снежные хлопья. Колонна проходила, и лес снова погружался в сосредоточенную тишину. И малейший звук – писк какой-нибудь птицы, треск ветки под тяжестью пробежавшего зверька, постук дятла – раздавался отчетливо и чисто.

Через полтора часа сделали короткий привал. Перемотали портянки, справили легкую нужду, перекурили по самокрутке на двоих и двинулись дальше.

Шли молча. Снег больше не падал. Он мягким ковром застелил землю, скрывая под собой оставленные войной следы. Воздух легкий, прозрачный и чистый. Каждый из бойцов мысленно сосредоточился на одном: шагать размеренно, чтобы сохранить силы на время марша. Прошли заросшее болото. Кое-где изо льда проглядывают зеленые листья кувшинок, желтые стебли тростника, камышовые стрелки.

– Товарищ капитан! – толкнул комбата командир первой роты. Впереди темнели фигурки дозорных. Они приближались. Старший дозора доложил обстановку.

– Все спокойно, товарищ капитан.

– Что впереди?

– Километрах в двух сожженная фашистами деревенька. Встретили бабку. Говорит, в деревеньке все пусто.

– Бабку? Какую еще бабку? – удивился Суходолин.

– Настоящую. Старую. Возвращается в соседнюю деревню к своим родным. Мол, наведывала родные пепелища. Видно, что-нибудь отыскала на пожарище. Узелок при ней был.

– А про соседнюю деревню спросили?

– Спросили. Там сохранились чудом несколько изб. Говорит, что в отместку партизанам каратели все пожгли кругом.

– Да-да, – с горечью произнес, вздыхая Суходолин. – Партизан – народных мстителей – что-то не видать, одни спаленные в расплату деревеньки…

Он отдал приказ сделать остановку и надеть маскхалаты. Давно выкатилось яркое солнце. Белизна свежего покрова слепила глаза.